Уланову трудно назвать балериной. Ее техника не видна. Кажется, что она не танцует, а делает то, что естественно делать, когда влюблена, когда в тревоге, когда счастлива, когда шалит. Даже простой пробег по сцене в накинутом развевающемся плаще, у нее выразительней, выше, художественней сложнейших «фуэтэ» (написание Дмитриевой - СЧ) у техничной балерины. легка, простодушна, нежна, как светлый ангел. Вся искренность, вся свет. Мне очень понравилась сцена с кормилицей. Джульетта шалит,прячется за спинку кресла, чем-то бросает в кормилицу, убегает от нее, вскакивает к ней на колени. И видно сразу все очарование еще полудетской юности. Потом входит мать и, видимо, укоряет ее за шаловливость – Джульетта делает чинный реверанс. Мать сообщает ей о сватовстве Париса – и она подходит к зеркалу, глядится с видом пробуждающегося кокетства.

   В   других актах она становится любящей женщиной, взрослеет, поднимается на вершины страсти, оставаясь детски-невинной. И все это – в танце, в движениях, в игре рук – но видишь не танцовщицу, а великую артистку.

   Едва ли уступает ей Корень (Меркуцио). Настоящий шекспировский образ. Он тонок, гибок, как хлыст, подвижен, как пламя, весел, великодушен, нежен. В коротком черном бархатном плаще, длинных черных чулках, в красной шапочке. Он беззаботно пляшет в маске, хохочет, увлекает за собой друзей, он любимец народа и пляшет с девушками. И – трагическая сцена его дуэли с Тибальдом. Раненный насмерть, он пошатывается, друзья поддерживают его, он улыбается им, он берет свою шпагу, как мандолину, хочет быть веселым и умирая. Падает, посылает воздушный поцелуй друзьям. Снова встает, но роняет шпагу, нагибается к ней, протягивает к ней руку, рука дрожит. И падает окончательно. Здесь и музыка выразительна. Какие-то взвешенные минуты борьбы за жизнь – и трагедия, и шутка, и напряжение.

   Постановка прекрасна. В самом деле, Возрождение во всем – итальянские площади (статуи, на которые забираются уличные мальчишки, глядя на драки), сквозные портики с легкими арками и медальончиками в духе Брунеллески, Дезидерио, пажи в красных шапочках, тонкие, чеканные по рисунку, подруга Джульетты, гибкая и немножко жеманная, в розовом платье, вроде Боттичелиевской (написание Дмитриевой –СЧ) Флоры. Возрождение, но не археологически точное, а поэтически офантазированное.

   Последняя сцена в склепе почему-то (по какой-то зрительной ассоциации) напомнила вот что: чуть белеющие каменные ступени в темном-темном парке --- неизвестно, куда ведут эти ступени, но так хорошо тихо идти по ним, и быть молодой, и рядом идет, обнимая за плечи, тот, кого любишь.

Поэзия лестниц.