Н.К.ГОЛЕЙЗОВСКИЙ
АНДРЕЙ РУБЛЕВ ИЛИ ДИОНИСИЙ? «ВАСИЛЬЕВСКИЙ ЧИН»
ПО ПИСЬМЕННЫМ ИСТОЧНИКАМ
Участие Андрея Рублева в создании иконостаса владимирского Успенского собора считалось возможным еще в XIX веке. Так думали, например, коллекционер граф С.Г.Строганов и реставрировавший «васильевский чин» художник Н.И.Подключников[1]. О московском происхождении икон сведений не сохранилось, описи владимирского Успенского собора 1693, 1695, 1708 годов и второй половины XVIII века еще не привлекли внимания исследователей, а потому сомнения «Рублев или Дионисий?» не возникало. И.Э.Грабарю и его сотрудникам мысль о возможной передаче во Владимир четырех верхних рядов иконостаса московского Успенского собора, замененных написанными заново в 1653 году, не приходила на ум еще и потому, что исчезнувшие иконы 1481 года он уверенно отождествлял с раскрытым позже «кашинским чином»[2].
В конце XVIII века старый иконостас владимирского Успенского собора был разобран, и часть икон продана в Троицкую церковь села Васильевского Шуйского уезда. После реставрации, проведенной в 1855 году, они удостоились внимания историков. И.Э.Грабарь связал эти иконы с владимирскими фресками 1408 года, и в 1923 году по постановлению Секретариата ВЦИК как работы Рублева они были привезены для реставрации в Москву.
На удивительное сходство уцелевших икон из владимирского иконостаса с произведениями Дионисия первым обратил внимание М.А.Ильин[3], а вслед за ним - В.А.Плугин[4] и Г.В.Попов[5]. Все они пытались объяснить это загадочное сходство эстетическими предпочтениями заказчиков Дионисия, будто бы требовавших от прославленного мастера точные копии работ еще более уважаемого Андрея Рублева. Но гипотеза о копировании «образцов» анахронична. В XV веке это занятие служило признаком непрофессионализма[6]. Дионисия такое предложение могло оскорбить, а если бы он согласился, командировка во Владимир обошлась бы заказчику дороже оригинала.
Во второй половине 1970-х годов я готовил для испанской книгоиздательской фирмы альбом «Иконы древней Руси». Мой кабинет был завален черно-белыми фотоснимками, которые я сортировал и раскладывал в хронологическом порядке. И несколько раз поймал себя на том, что путаю снимки икон из ферапонтовского деисуса работы Дионисия со снимками икон из так называемого «васильевского чина», приписывавшегося Андрею Рублеву. Закончив работу, я немедленно принялся за выяснение причин таинственного сходства. Основные выводы были сформулированы в черновых набросках конца 1970-х годов. 15 февраля 1983 года в дирекции ВНИИР было заслушано мое сообщение об истинном происхождении «васильевского чина», а 8 марта газета «Советская культура» напечатала информацию об этом событии под названием «Рублев или Дионисий?»[7].
Более обстоятельный доклад, сопровождающийся демонстрацией чертежей-реконструкций, исполненных В.В.Дергачевым[8], состоялся при большом стечении специалистов в конференц-зале ВНИИР 29 марта 1983 года. В дальнейшем доклад зачитывался мною в Отделе рукописей ГИМ, на «Рыбаковских чтениях» в Институте русского языка, в ленинградской Академии художеств, в дирекции Владимиро-Суздальского музея, во владимирском Доме архитектора, в музее Кириллова Белозерского монастыря.
Подготовленная по материалам доклада статья три года пролежала «под сукном» в журнале «Вопросы археологии», куда ее передал для публикации академик В.Л.Янин. Забрать ее оттуда убедил меня Ю.М.Овсянников, и в 1986 году напечатал в 20 выпуске редактируемого им журнала «Советское искусствознание». Однако на книжных прилавках Москвы и Ленинграда этот выпуск так и не появился, и многие исследователи выпрашивали у меня ксерокопии.
Сравнительный анализ опубликованных ранее и открытых мной архивных документов показал, что четыре верхних яруса и царские двери иконостаса владимирского Успенского собора до 1653 года принадлежали московскому Успенскому собору. Иконы деисусного, пророческого и праздничного рядов, считающиеся работами Андрея Рублева и Даниила, были написаны Дионисием, попом Тимофеем, Ярцом и Коней по заказу ростовского архиепископа Вассиана Рыло и установлены в московском Успенском соборе между 1479-1481 годами. Эти подробно аргументированные выводы упорно не признаются искусствоведами из-за несоответствия общепринятой атрибуции, основанной на «художественных признаках» письма Андрея Рублева, выявленных и сформулированных И.Э.Грабарем и его продолжателями[9]. Но опровергнуть изложенные мною факты, содержащиеся в документах, и даже просто их перечислить никто из оппонентов не решился.
Предлагаемый вниманию читателей исправленный и дополненный текст исследования, сокращенный вариант которого был зачитан 17 марта 2011 года на конференции «Андрей Рублев и его время» в Третьяковской галерее, готовился мной для публикации в сборнике материалов этой конференции, однако был отвергнут редколлегией.
К проигнорированным специалистами документам я еще вернусь. Что же касается чудодейственных «художественных признаков», позволивших приписать Рублеву десятки произведений, весьма далеких от него по времени и манере исполнения, то они были порождены примитивной исследовательской методикой и недостатком исторических и технико-технологических знаний.
Около ста лет назад «признаки» эти казались безупречным инструментом для атрибуции и датировки. Сегодня, после открытия неизвестных ранее архивных документов и разработки новых, комплексных методов исследования, они стали инструментом обмана. Ведь до сих пор не обнаружено ни одной иконы письма Андрея Рублева, авторство которой было бы документально подтверждено и признано специалистами, а сохранность красочного слоя позволяла бы судить об индивидуальных особенностях живописной манеры[10]. Из достоверных его работ сохранились только владимирские и звенигородские[11] фрески, но над их созданием он трудился не один, а вместе с Даниилом и помощниками, и объективных оснований для безоговорочной атрибуции тех или иных изображений персонально Андрею Рублеву нет.
Преодолеть это досадное препятствие и выявить датированные авторские работы Андрея Рублева попытался назначенный в 1918 году главой советского реставрационного дела И.Э.Грабарь. Опираясь только на формальные особенности, он разделил владимирские фрески 1408 года на две стилистически различные группы. «Живописную», экспрессивную и напоминающую по манере новгородские работы Феофана Грека, он безосновательно связал с близким к Феофану по возрасту Даниилом[12], а в «графической», более статичной, усмотрел русский национальный дух и отождествил с манерой письма Андрея Рублева.
Однако сам Феофан Грек придерживался иного мнения. В 1405 году, подбирая для работы над фресками московского Благовещенского собора сотрудников, наиболее близких себе по живописной манере, он привлек к этой работе не Даниила, а Рублева, причем доверил ему и старцу Прохору выполнение самых ответственных участков росписи, оставив за собой только «Апокалипсис» и «Корень Иессеев». И эти обстоятельства, не учтенные исследователями, но отмеченные современниками Рублева - составителем Троицкой летописи и Епифанием Премудрым - дают основание пересмотреть субъективные суждения И.Э.Грабаря и его приверженцев о «художественных признаках» рублевской живописи. Не Даниил, а Андрей и Прохор виделись Феофану истинными преемниками и продолжателями его традиций.
Высказывания И.Э.Грабаря и его последователей о манере письма Андрея Рублева и его взаимоотношениях с Феофаном и «московской школой» изумляют неоправданной уверенностью. Даже в середине XVI века, когда авторская олифа на иконах Рублева очень сильно потемнела, но живопись еще не была искажена позднейшими записями, правками и чинками, компетентные специалисты не столь решительно определяли подлинность его произведений. Зато без колебаний отличали их от корпоративной продукции московских ремесленников: «в нижнем ряду деисус, писано на нем 6 святых образов, а кажуть Рублева письма, а в середках Спасов образ – припись московская»[13].
И.Э.Грабарь не задумывался о том, что при перестройках церквей их размеры и формы менялись, а для новых построек требовались новые, подходящие по размерам иконостасы. Что стены храма перед росписью должны были основательно просохнуть, и поэтому фрески никогда не создавались одновременно с иконостасом, необходимость присутствия которого при богослужении требовала его установки до освящения храма. Он не заглядывал в архивы и не сопоставлял летописные сообщения, где эти «мелочи» иногда фиксировались. Он доверял только своим впечатлениям, подкрепленным единодушным одобрением опытных реставраторов, материально заинтересованных в осуществлении планов своего руководителя и способных при помощи давно отработанных приемов превратить произведения конца XV или середины XVI столетия в сильно утраченные шедевры XIV – начала XV веков.
После выяснения особенностей живописной манеры Рублева по владимирским фрескам И.Э.Грабарь переключил внимание на иконостасы московского Благовещенского и владимирского Успенского соборов. Согласно летописным свидетельствам, оба эти храма были «подписаны» при участии Рублева в 1405 и 1408 годах. В отличие от глагола «писати», который встречается как в текстах об иконах, так и в сообщениях о настенных росписях, выражение «подписывати» применительно к труду иконников означало «расписывать» и встречается только в сообщениях о создании фресок[14]. Но консультироваться у лингвистов И.Э.Грабарь не стал. Он авторитетно заявил, что «подписывати» «не может относиться только к стенописи, а обнимает всю совокупность живописных работ, проведенных в данное время»[15] и, следовательно, иконостасы создавались в 1405 и 1408 годах теми же мастерами, которые писали фрески. «Если мы и не располагаем неопровержимыми данными об участии Рублева в написании этих иконостасов, - оправдывался И.Э.Грабарь, - то, с другой стороны, вероятность его участия в этих работах настолько велика, что в ней почти не сомневаешься»[16].
Так в результате произвольного толкования летописных сообщений о фресках, исполненных в 1405 и 1408 годах в московском Благовещенском и владимирском Успенском соборах при участии Рублева, появились на свет и прочно вошли в научный обиход никогда не существовавшие иконостасы 1405 и 1408 годов, будто бы созданные Рублевым одновременно с фресками.
Между тем, иконостас в Благовещенском соборе был установлен сразу после постройки храма, в 1397 году[17], и в 1405 году Феофан Грек, старец Прохор с Городца и Андрей Рублев писали там только фрески. Но в 1416 году эта небольшая церковь показалась великому князю Василию Дмитриевичу не соответствующей размаху его политических замыслов и была разобрана вместе с уникальными фресками. Для возведенного на ее месте более обширного храма[18] потребовался соответствующий ему по размерам иконостас. Знаменитого Феофана в Москве уже не было, и работу поручили Рублеву.
Во время пожара 1547 года «деисус Ондреева писма Рублева» сгорел[19]. В том же 1547 году деисус, праздники и пророки были заново написаны вызванными царем псковскими и новгородскими мастерами «по древним образцам»[20]. При выборе «образцов» принадлежность сгоревшего деисуса Рублеву, несомненно, учитывалась. Между прочим, Сильвестр отмечает, что для некоторых икон «перевод у Троицы (то есть из иконостаса Троицкого собора Сергиева монастыря – Н.Г.) имали иконы, с чего писати»[21].
И.Э.Грабарь заподозрил в благовещенских иконах признаки письма Рублева и проигнорировал многочисленные летописные свидетельства о гибели деисуса. Докладную записку Сильвестра о создании нового иконостаса он назвал выдумкой дьяка Висковатого (sic!) и заявил, что «псковичи действительно заново переписали не только частично обгоревшие иконы, но и оставшиеся невредимыми»[22].
Когда полвека спустя беспочвенность этих утверждений была убедительно доказана[23], стало очевидно, что к погибшим иконам Рублева выявленные И.Э.Грабарем «художественные признаки» его письма отнесены по ошибке. Никакими документами не подтверждается и принадлежность Андрею Рублеву сохранившихся благовещенских икон, использовавшихся И.Э.Грабарем и его помощниками для установления этих признаков.
Ничем не связан с творчеством Рублева и владимирский иконостас. Обновление обветшавших фресок владимирского Успенского собора, начатое необычно рано - 25 мая 1408 года - несмотря на отсыревшие стены («тое же зимы снег велик был до ш<ес>ти пядеи, а на ту весну поводь велика; за 20 лет старии памятуки не запомнять толь великия»)[24] - было затеяно великим князем отнюдь не из отеческой заботы об охране памятников. У Василия Дмитриевича не хватало сил и средств на оборону своего княжества от нападений Витовта и татар. Он передал Владимир, Переславль, Юрьев Польский, Волоколамск, Ржеву и половину Коломны под защиту группе князей во главе с Свидригайло Ольгердовичем[25]. Чтобы предотвратить распространение ими на Западе клеветнических слухов о культурной отсталости московских самодержцев, Василий Дмитриевич решил привести в порядок наиболее заметные участки обветшавших древних фресок владимирского Успенского собора. Работу, порученную Рублеву и Даниилу, требовалось завершить за два месяца, остающиеся до приезда высоких гостей[26].
Однако надежда великого князя на защитников не оправдалась. Они не сумели предотвратить набеги татарских отрядов. В декабре 1408 года Москве пришлось выплатить Едигею за снятие осады «окуп» 3000 рублев»[27]. Свидригайло «от едигеевых татар утомился зело, бегая»[28]. Не выполнив обязательств, осенью 1409 года он удалился восвояси, ограбив по дороге Серпухов[29]. Оставленный им Владимир 3 июля 1410 года был захвачен татарско-нижегородским отрядом. В Успенском соборе «икону чюдную с(вя)тыя Б(огоро)д(и)ца одраша, тако же и прочая иконы, и всю ц(е)рк(о)вь разграбиша», «град весь и люди попленивше, иных иссекоша, огнем град запалиша»; «в том пожаре и колоколы розлишася»[30].
На фоне этих страшных событий неправдоподобно выглядит высказанное Э.С.Смирновой[31] и развитое Г.В.Поповым[32] предположение о том, что Рублев с Даниилом продолжили работы во Владимире. Опираясь на финансовую помощь митрополита Фотия, прибывшего на Русь весной 1410 года, помимо фресок они вместе с другими мастерами создали в Успенском соборе невиданный по размерам иконостас, выражающий идею могущества и независимости русской церкви[33]. Но Фотий не смог бы поддержать этот опережающий время проект. По приезде в Москву в 1410 году он обнаружил, что митрополичья казна полностью разграблена[34].
Сформулированные И.Э.Грабарем и его последователями «художественные признаки» письма Рублева были продуктом субъективных умозрительных спекуляций, опирающихся на поверхностные впечатления от неверно датированных и приписанных Андрею Рублеву благовещенских и владимирских икон. Эти «признаки» успели получить международное признание и так глубоко укоренились в сознании искусствоведов, что оказалось проще обойти молчанием свидетельства исторических документов, чем «поступиться принципами» и честно признать очевидные ошибки.
«Признаки» эти легко прижились, потому что самой неопределенностью своей позволяли любому уважающему себя экскурсоводу по-своему перераспределять авторство между Андреем Рублевым и его сотрудниками. Количество безграмотных атрибуций, проведенных посредством манипулирования придуманными «художественными особенностями», и сегодня продолжает расти, словно раковая опухоль, дискредитируя отечественную науку и препятствуя развитию новых исследовательских методик.
На серьезные недостатки предложенных И.Э.Грабарем приемов атрибуции икон еще в 1928 году указывал историк искусства Г.В.Жидков. Он остроумно назвал эту методику «претендующим на научность импрессионизмом»[35]. Но в юриспруденции передергивание, жульническая подмена понятий обозначается совсем другим термином. И не случайно ближайшие сотрудники И.Э.Грабаря между собой называли его «Угорь Обмануилович Гробарь».
Вот мнение об И.Э.Грабаре выдающегося исследователя древнерусской живописи А.И.Анисимова, высказанное в письме Н.П.Кондакову 11 июля 1923 года: «За эти годы он вообразил себя Колумбом древнерусского искусства, хотя роль его лишь посредническая или «комиссионерская», как недавно выразился он сам на пятилетней годовщине работ. Никто не отрицает его большой заслуги: в 1918 году он был первым, который перекинул мост между Комиссариатом Народного просвещения и кругами русского образованного общества, заинтересованного идейно и искренне в спасении старой художественной культуры. Но самые открытия и непосредственное руководство ими никогда ему не принадлежало, потому что он до сих пор не научился разбираться в вещах, все делает и пишет с чужого голоса, а если принимается за что-либо самостоятельно, то портит безнадежно. Тем не менее, благодаря полной своей беспринципности и нахальству, он делает вид знатока и втирает очки невеждам, тогда как на деле остается не только дилетантом, но хуже – шарлатаном, выдающим за свои чужие мысли и слова. Конкуренции он боится пуще всего и потому сидит на материале, никому не давая им пользоваться»[36].
Теперь – несколько воспоминаний о тернистом пути к атрибуции и датировке «васильевского чина» и других икон, происходящих из иконостаса московского Успенского собора.
Будучи установлен между 1654-1679 годами во владимирском Успенском соборе, иконостас этот закрыл западные грани алтарных столбов, украшенные фресками XII века и двумя изображениями мучеников в медальонах, исполненными Андреем Рублевым и Даниилом в 1408 году. По наблюдениям Н.П.Сычева, эти медальоны были прописаны в XVI столетии[37]. Но если бы «рублевский иконостас 1408 года» действительно существовал, то, чтобы прописать медальоны, пришлось бы сначала разобрать закрывавший их ярус иконостаса, а потом установить иконы обратно, закрыв плоды своего труда. Да и Андрей с Даниилом не стали бы попусту тратить время и писать фрески на тех участках, где предполагался иконостас.
Попыткам любыми способами подтвердить фантастическую гипотезу И.Э.Грабаря об одновременности иконостаса и фресок 1408 года решительно препятствовали размеры, количество и состав икон каждого яруса. Полностью все эти данные стали известны только после моей публикации 1986 года. Но чужеродность иконостаса была подмечена еще двадцатью годами ранее: «во владимирском Успенском соборе, <…> как подсчитала В.И.Антонова, рублевский деисусный чин явно не размещался в иконостасе и Георгий с Димитрием (таких изображений в деисусе не было! – Н.Г.), по-видимому, с самого начала (? – Н.Г.) стояли по бокам на стенах. Причем Рублев не посчитался с находившимися там древними фресками»[38].
Не удалось реконструировать мифический иконостас 1408 года и на основании краткой описи владимирского собора 1708 года. М.А.Ильин и В.В.Филатов попытались разделить четырехъярусный иконостас на пять вертикальных «частей-отрезков, разделенных лопатками столбов с написанными на них фресками»[39]. В интервалы между алтарными столбами иконы вписывались плохо. На чертеже-реконструкции приходилось то увеличивать, то уменьшать реальную их ширину. К тому же при такой «экспозиции» инородные фресковые изображения на столбах, вклиниваясь между иконами, разрушали смысловое и композиционное единство иконостаса. Так, между изображениями архангела Гавриила и Богородицы (в «Благовещении» на западных гранях восточных столбов) оказывались иконы пророческого ряда. Архангел Гавриил обращался не к Богородице, а к затылку одного из пророков. Даже разделявший выводы И.Э.Грабаря В.Н.Лазарев, ознакомившись с реконструкцией М.А.Ильина, категорически отказался принять идею о принадлежности 82 икон «владимирского» иконостаса Даниилу и Андрею Рублеву, справедливо отметив, что в начале XV века столь развитой иконостас был попросту невозможен[40].
Между тем, не удостоившиеся внимания специалистов архивные документы позволяют убедиться, что четырех верхних ярусов иконостаса шириной около 23 метров во владимирском Успенском соборе не существовало до второй половины XVII века. К такому выводу приводит сопоставление перечня икон местного ряда иконостаса владимирского Успенского собора по Описи 1693 года (этот документ опирается на несохранившуюся предыдущую опись, составленную десятью годами ранее, между 1 сентября 1682 и 31 августа 1683 года[41]) с информацией о составе и размерах местного ряда 1624 года, содержащейся в «Росписи пелен и запон к местным иконам», датированной 16 февраля 1624 года[42]. В «Росписи» приведены сведения о расположении, ширине и высоте киотов, запон и пелен каждой иконы. Эти данные позволяют составить реконструкцию местного ряда иконостаса в 1624 году и определить его ширину (схема 1). Ширина местного ряда не превышала 15 метров.
Между 1624 и 1683 годами местный ряд расширяется до 23-24 метров (схема 2). Порядок расположения икон меняется. Добавляются 11 новых икон (№ 14-24) и пожалованные царем Федором Алексеевичем царские двери из старого иконостаса московского Успенского собора, отреставрированные в 1678-1679 годах мастерами Оружейной палаты[43]. Эти двери заняли место прежних царских врат владимирского храма, более узких и низких[44]. Столь значительное расширение местного ряда несомненно связано с установкой над ним четырех верхних ярусов древнего московского иконостаса шириной около 23 метров.
Судя по «Описи домовой Пречистые Богородицы казны», составленной по указу царя Алексея Михайловича боярином А.Н.Трубецким и дьяком А.[C.]Дуровым 16 июля 7166 (1658) года после отставки патриарха Никона, вещи, вынесенные из московского Успенского собора после демонтажа в конце 1653 года старого иконостаса, хранились на территории Кремля в малой крестовой палате. Но в 1658 году здесь оставались только «двери царьские и столпцы и сень обложены серебром чеканным старым взяты из собору[45]; дверь северная, а по неи писан благоразумныи разбоиник на красках; двери царьские и сень и столпцы резные неписаны; сорок мест (частей - Н.Г.) анбонных старого анбону из Болшаго собору»[46].
В Описи 1658 года не упомянуты 82 иконы из четырех верхних ярусов старого Успенского иконостаса. В их числе - 61 икона из деисусного, праздничного и пророческого рядов 1481 года, а также три поддерживавших эти иконы тябла[47] и размещавшиеся между изображениями праотцев столбики с венчающими их херувимами из басменного железа[48]. Все эти громоздкие предметы занимали немало места. Вероятнее всего, сразу после демонтажа иконостаса они были, согласно предварительной договоренности[49], пожалованы царем Алексеем Михайловичем владимирскому Успенскому собору.
Из соображений сохранности во Владимир их перевозили, несомненно, зимой, по снегу, в январе-марте 1654 года. С июня или июля в Москве бушевала страшная эпидемия чумы[50], завершившаяся в середине декабря 1654 года. Царя Алексея Михайловича в столице не было. Он выехал из Москвы в литовский поход 18 мая 1654 года[51] и вернулся только 10 февраля 1655 года[52]. Замещавший его патриарх Никон отсутствовал в столице с июля 1654 до 3 февраля 1655 года[53]. По возвращении в Москву царя и патриарха ожидало множество неотложных дел. Едва ли 82 иконы из старого Успенского иконостаса все еще находились в малой крестовой палате. Реставрировать эти иконы не собирались, и откладывать их перевозку до зимних месяцев 1655-1657 годов не имело смысла.
Четверть века спустя именно так, на подводах по снегу, перевозились во Владимир в феврале 1679 года две створки царских врат из того же иконостаса московского Успенского собора, пожалованные царем Федором Алексеевичем. Можно полагать, что во владимирском Успенском соборе они были установлены к 15 августа (храмовый праздник) 1679 года[54] и простояли до 1771 года, когда, после визита Екатерины П, выделившей указом от 2 июня 1768 года 14 тысяч рублей серебром на реставрацию древнего храма[55], соборное духовенство, нарушив распоряжение императрицы «древность сего здания сохранить и поддержать наилучшим образом», решило разобрать ветхий иконостас и заменить его более модным, барочным[56].
Остается неясным, куда девалась упомянутая в исследовании И.Э.Грабаря о Рублеве расписка о покупке старых икон крестьянами села Васильевского в 1775 году, хранившаяся «в архиве местной церкви»[57], и почему И.Э.Грабарь не опубликовал текст этого чрезвычайно важного документа, в котором помимо продажной цены должен был присутствовать перечень купленных икон или, по крайней мере, указано общее их количество.
В воспоминаниях П.И.Юкина, вывозившего эти иконы вместе с реставратором И.И.Сусловым в 1923 году в Москву, сообщается, что после удаления окладов древние иконы находились в колокольне владимирского Успенского собора, а затем «васильевские крестьяне, преимущественно старообрядцы, купили все иконы за 3000 рублей и построили огромную церков[ь], т[ак] к[ак] иконы были большого формата, Спаситель от чина 3х2, 10 к[вадратных] м[етров], и они не вмещались в старый храм»[58].
Реальная история Троицкого храма и его иконостаса восстанавливается по обнаруженным мной в архиве Шереметевых фрагментам семи описей церквей села Васильевского середины XVIII - начала XIX веков. Согласно древнейшей из них, составленной между 1743 и 1767 годами (в наполовину утраченном заголовке вслед за владельцем села П.Б.Шереметевым /1713-1787/ упомянута его супруга /с 1743 года/ Варвара Алексеевна Черкасская, скончавшаяся в 1767 году), в селе имелись три церкви: Троицы - «деревянная о пяти главах», Грузинской Богородицы и Николая Чудотворца с приделом архангела Михаила[59].
В описи 1782 года отмечено, что деревянная Троицкая церковь «згорела в 1770-м году»[60]. Составители описи Троицкой церкви 1853 года сообщают, что в 1773 году на месте сгоревшего деревянного пятиглавого храма Троицы был заложен каменный, освященный в 1784 году[61]. Для него и предназначались приобретенные васильевскими крестьянами иконы из древнего владимирского иконостаса.
Однако ни в одном из просмотренных мной васильевских документов о продажной расписке не упомянуто. В описи 1853 года[62] со ссылкой на книгу В.И,Доброхотова «Памятники древности во Владимире Кляземском» (М., 1849) сообщается только о происхождении деисуса: «третьего яруса иконы куплены около 1768 года из владимирского Успенского кафедрального собора»[63]. Эта неточная и неполная информация повторена в Акте о реставрации деисуса, пророческих и праотеческих икон Троицкой церкви в 1855 году художником Н.И.Подключниковым[64] и в письме самого Н.И.Подключникова А.Н.Муравьеву, где утверждается, будто бы еще во Владимире «половина иконостаса вовсе была уничтожена, а другая половина, т[о] е[сть] средний ярус икон, к счастию, уцелела, потому что их купили для своей соборной церкви крестьяне села Васильевского»[65].
Древнейшая среди сохранившихся описей владимирского Успенского собора датирована 5 августа 1693 года. Ее составитель указывает, что следует тексту предшествующей описи, «взяв прежние описные кн[и]ги, как та соборная церков[ь] описана была прежнему ключарю Василию Тарасиеву в прошлом во 191 году (то есть между 1 сентября 1682 и 31 августа 1683 года – Н.Г.), и по тем книгам того ж собору при протопопе Григорие з братьею в соборной церкви Успения прес[вя]тые Б[огоро]дицы пересмотрил и велел переписать все налицо»[66]. Отсутствие примечаний об установке в иконостасе 82 икон четырех верхних ярусов и царских дверей из московского Успенского собора свидетельствует о том, что такие датированные записи находились в предыдущих описях. Не публиковавшийся ранее отрывок Описи владимирского Успенского собора 1693 года позволяет сопоставить с ним упомянутые ранее документы Оружейной Палаты, Патриарших приказов, а также Описи московского Успенского собора:
«Ц[а]рьские двери и столбцы и сень, а обложены серебром золоченым чеканным. И на ц[а]рьских дверях у Бл[а]говещения Пр[е]св[я]тые Б[огоро]дицы и у арханг[е]ла Гаврила, и у е[в]анг[е]листов и на столбцах [-] у Сп[а]с[о]ва образа и у Б[огороди]цына и у Св[я]т[ите]лей венцы серебреные ж золоченые, чеканные, в них два гладкие. Поля на ц[а]рьских дверях и на сени обложены серебром с чернью. А в той сени пять кругов, писаны на них образы св[я]тые Тро[и]цы и Вечери тайныя, и Петра и Алексия Московских чюдотворцов, и поверх ц[а]рьских дверей коруна обложены серебром золоченым басемным. Над ц[а]рьскими дверями Деисусов в поясе дватцать одна икона, Праздников дватцать пять икон, Пр[о]роков пятнатцат[ь] икон. И у тех икон венцы и поля обложены серебром басемным золоченым. Дватцать одна икона Отечество с Праотцы, обложены медью басемною золоченою. И те все иконы писаны на красках. Над Праотцы шесть херувимов писаны на белом железе»[67].
Дошедшие до нас описания четырех верхних ярусов иконостаса в московских (1609-1611[68], 1627 и 1638[69], а также 1632[70] года) и владимирских (1693[71], 1695[72], 1708[73] и 1771[74] года) описях полностью совпадают (таблица 1). Совпадает количество икон в каждом ряду, совпадают их названия, совпадает материал окладов икон каждого яруса.
Учитывая уникальность размеров и состава иконостаса, объяснить все эти совпадения случайностью не представляется возможным. Совершенно очевидно, что это один и тот же иконостас. Он происходит из московского Успенского собора (схема 3), на западных гранях алтарных столбов которого сохранились следы от тябел этого иконостаса, обнаруженные сотрудницами музеев Московского Кремля О.В.Зоновой и Т.В.Толстой. Расстояния между тяблами – 3 м. 25 см., что соответствует высоте сохранившихся икон васильевского деисуса (около 3 м. 20 см.)[75]. По суммарной ширине этих икон (около 23 м.) «васильевский чин» соответствует ширине алтарной преграды Московского Успенского собора (23 м. 80 см.).
В служебных проходах на лесах позади икон деисусного и праздничного ярусов нынешнего иконостаса владимирского Успенского собора сохранились два фрагмента тябел иконостаса 1481 года (ил. 1) сечением 25х16 см. Сечение соответствует размерам гнезда для тябла иконостаса 1481 года (25х20 см.), обнаруженного на северной стене московского Успенского собора сотрудницей музеев Московского Кремля И.Я.Качаловой[76]. Глубина паза тябла – 5 см., ширина – 5 см. Тябла украшены растительными орнаментами. Это стилизованные побеги лозы (символ Христа) с цветами лилии (символ Богородицы), обозначающими вечную жизнь как результат соединения божеского и человеческого естества. Аналогичные орнаментальные мотивы наблюдаются на фресках алтарной преграды и Похвальского придела московского Успенского собора[77].
Состав иконостаса наиболее полно отражен в Описи ветхого серебра, составленной 17 мая 1771 года (ил. 2-6), когда с икон разобранного древнего иконостаса снимали и взвешивали предназначенную для переплавки серебряную басму[78].
Названия и расположение икон деисуса полностью реконструируются по Описи ветхого серебра 1771 года и описям владимирского и московского Успенских соборов (таблица 2). Отсутствующие в описях имена русских преподобных, изображенных на предпоследних иконах деисуса слева и справа (№ 18 и 19), вероятнее всего – Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский, наиболее почитаемые среди русских святых, канонизованных до 1480 года. Во второй трети XVIII века эти две иконы вместе с фланкирующими деисус образами столпников Даниила и Никиты Переславского были перемещены из иконостаса в алтарь владимирского Успенского собора[79]. Причина перестановки указана в «доношении» Синоду соборного протопопа Иакова «с братиею» 26 апреля 1724 года: «кровля деревянная весьма обветшала, отчего во оной церкви и во олтари во многих местах имеется превеликая теча», с поврежденных сводов падает «каменье», «а святыя иконы уже от того весма повредились»[80].
В просмотренных мной описях Троицкой церкви села Васильевского упоминаются (начиная с описи 1787 года) только пятнадцать икон деисуса. Тринадцать из них - Спасителя, Богоматери, Иоанна Предтечи, архангелов Михаила и Гавриила (написанных заново на спемзованных иконах митрополитов Петра и Алексия), апостолов Петра и Павла, Андрея и Иоанна Богослова, святителей Иоанна Златоуста, Василия Великого, Николая Чудотворца и Григория Богослова - размещались в третьем ярусе иконостаса[81]. Древние образы архангелов Михаила и Гавриила с 1801 года использовались в качестве северной и южной дверей алтарной преграды Троицкой церкви[82].
Однако в действительности из двадцати одной иконы деисуса 1481 года в село Васильевское было вывезено не менее шестнадцати. Шестнадцатая – образ ростовского епископа Иакова – расчищалась от записей Н.И.Подключниковым и упоминается в Акте о реставрации 1855 года[83]. Важной датирующей приметой деисуса является присутствие в его составе образов святых, канонизованных через сорок и более лет после создания фресок 1408 года. Митрополит Алексий канонизован в 1448 году[84]. К середине XV века относится и установление общецерковного почитания столпника Никиты Переславского[85].
Но самая ценная примета – присутствие в деисусе двух ростовских святителей – Иакова[86] и Леонтия[87]. Оно указывает на заказчика – ростовского архиепископа, которым с 13 декабря 1467 по 23 марта 1481 года был Вассиан Рыло, раскрывает увековеченные летописцами имена иконников и дает ключ к пониманию сокровенного смысла, вложенного Вассианом в свое творение.
Летописное сообщение о создании трех верхних рядов иконостаса московского Успенского собора, освященного 12 августа 1479 года, известно в двух редакциях. Первая читается в Софийской II и Львовской летописях, а также в Софийском временнике под 6990 годом: «Того ж[е] лет[а] вл[а]д[ы]ка ростовскии Васиан дал сто рублев[88] мастером иконником Денисию, да попу Тимофею, да Ярцу, да Коне писати деисус в новую ц[е]рковь С[вя]тую Б[огороди]цю, иж[е] и написаша чюдно велми и с праздники, и с прор[о]ки»[89]. Однако в 6990 году ростовского архиепископа Вассиана Рыло уже не было в живых: он скончался 23 марта 6989 (1481) года[90]. Упоминание о нем как о живом, а также необычная конструкция фразы (дополнение о праздниках и пророках) свидетельствует о том, что сообщение включено в летопись «задним числом» и составлено из двух разновременных известий.
Первое из них было записано еще при жизни Вассиана, после оформления заказа, но до начала работы: «Того же лета владыка ростовскии Васиан дал сто рублев <…> писати деисус в новую церковь Святую Богородицю». На опубликованном М.А.Орловой снимке с акварели Д.Н.Чичагова, запечатлевшего в 1883 году вид алтарной преграды Успенского собора до установки «деисуса, праздников и пророков» 1481 года[91], стилизованный растительный орнамент покрывает западные грани алтарных столбов и южную часть преграды, оставляя незаполненным предназначенный для деисуса участок стены над поясом фресок 1515 года с изображениями преподобных. Если предположить, что первоначально деисус собирались установить (или установили) к освящению нового Успенского собора, и учесть время, необходимое для заготовки и просушки «нестандартных» трехметровых досок, то выплата аванса должна была состояться либо зимой 6986 (1477-1478) года, либо зимой 6987 (1478-1479) года.
Второе, итоговое известие – «иже и написаша чюдно велми, и с праздники, и с пророки» - свидетельствует о том, что эти два (или все три) яруса были установлены не ранее 1 сентября 1481 (начало 6990) года и не позднее 31 августа 1482 (конец 6990) года. Установка проводилась при преемнике Васиана – Иоасафе Оболенском, посвященном в сан архиепископа 22 июля 1481 года. Работы велись осенью 1481 года в отсутствие (и возможно вопреки желанию) митрополита Геронтия, давно не ладившего с покойным ростовским владыкой. Формальной причиной демонстративного удаления Геронтия в Симонов монастырь послужило несогласие митрополита с Иваном III и его сторонниками (к ним принадлежали Вассиан Рыло и Иоасаф) в споре о порядке освящения Успенского собора в 1479 году[92].
В другой группе летописей сообщение об иконостасе приводится под тем же 6990 годом, но уже в отредактированном виде: «Того ж лета иконники Дионисии, да поп Тимофеи, да Ярец да Коня написали деисус с праздники и пророки вельми чюден в новую церковь пречистыя Богородицы соборныя на Москве»[93]. Это известие, несомненно, вторично. Удалено устаревшее упоминание о ста рублях, выплаченных мастерам перед началом работы. Отмечено, что речь идет о московском соборном храме – пояснение, показавшееся излишним автору первоначальной записи, который хотя и уделял внимание преимущественно деятельности ростовской архиепископской кафедры, но, судя по подробностям, встречающимся в других его сообщениях, проживал в Москве.
Изображенный в деисусе напротив ростовского епископа Леонтия ростовский владыка середины XIV века Иаков[94] был канонизован не позднее 6 февраля 1481 года[95]. По историческим масштабам деятельность Иакова несопоставима с деятельностью Леонтия, который издавна считался крестителем и «первопрестолником»[96] Ростова. Отведенное Иакову более почетное место - по правую руку от Христа - несомненно акцентирует символическое значение, которое заказчик деисуса - ростовский архиепископ и духовник Ивана IIIВассиан Рыло - в тревожном ожидании предстоящего противоборства с привезенными великим князем в Москву[97]новгородскими священниками-ересиархами Алексеем и Денисом - придавал образу этого своего предшественника, прославившегося подавлением антитринитарной ереси в Ростове[98]. Составитель службы Иакову 27 ноября, словно констатируя факт присутствия иконы Иакова в деисусе кремлевского Успенского собора, среди апостолов и святителей, обращается к нему: «…Ныне с святители предстоа престолу Христову, молись о душах наших»[99].
Изначальное место иконы Иакова, исчезнувшей из села Васильевского между 1855 и 1923 годами, устанавливается следующим образом. Согласно акту о реставрации деисуса в селе Васильевском Н.И.Поключниковым, в 1855 году икона эта считалась изображением апостола Иакова, брата Господня. В таком случае она согласно иерархии должна была либо занимать место отсутствовавшей тогда в деисусе Троицкой церкви иконы апостола Петра, либо составлять пару с иконой апостола Андрея. При последнем варианте вслед за иконами архангелов справа и слева располагались соответственно изображения апостолов Иоанна Богослова и Павла, а за ними – апостола Иакова (слева) и апостола Андрея (справа). При любом из этих вариантов фигура Иакова была обращена вправо, а икона его находилась по правую руку от Христа в левой части деисуса[100] (ил. 7).
Но «Братом Господним» Иаков был наименован в селе Васильевском по ошибке. Можно не сомневаться, что все находившиеся под записями авторские надписи вместе с золотым фоном были утрачены при расчистке иконы Н.И.Подключниковым и его помощниками. А в 1771 году надписи еще скрывались под записью. Не случайно составитель Описи ветхого серебра колебался, прежде, чем обозначить название этой иконы. После слова «Святителя» он записал: «а какого неизвестно»; потом – посоветовавшись со знатоками, либо обнаружив чеканную надпись на серебряной пластинке, - зачеркнул эти три слова и приписал: «оказался», снова зачеркнул, а затем решительно написал: «Иакова Ростовского»[101] (ил. 8).
Над деисусом в иконостасах московского и владимирского Успенских соборов размещались двадцать пять икон «праздников» (таблица 3). Изначальный порядок их расположения неизвестен. Обращает на себя внимание, что в храме, посвященном Богородице, лишь две иконы отображали эпизоды из ее жизни, и обе связаны с христологией, развивая мотив боговоплощения – «Благовещение» и «Успение».
Большинство икон – 19 – фиксируют эпизоды из жизни Христа. Пять из них содержат подробный рассказ о крестных муках («Ведение ко кресту», «Восхождение на крест», «Распятие», «Снятие со креста», «Положение во гроб», «Оплакивание»). Особенно резко акцентированы сюжеты, связанные с преследованием Христа иудейским духовенством. Среди них выделяются редко встречающиеся композиции «Представление Христово Кайафе» и «Ругание иудейское ко Христу». Тематически к ним примыкают «Тайная вечеря» и «Целование Иуды» (мотив предательства учения Христа). Христологическая тема получает развитие и в двух остальных иконах этого яруса – «Ветхозаветной Троице» (едва ли не впервые в составе праздничного ряда) и «Сошествии святого Духа». Весьма вероятно, что образ злобного гонителя Христа иудейского первосвященника Кайафы намекает либо на новгородского ересиарха Алексея, назначенного по указанию великого князя протопопом кремлевского Успенского собора, либо на его учителя, основателя ереси жидовствующих – Захария Скару.
Из села Васильевского в Москву было вывезено одиннадцать «праздников»: в 1918 году из часовни - «Вознесение», в 1923 из Троицкой церкви - десять «праздников», которые размещались там над местным рядом иконостаса. Они упоминаются в описях начиная с 1787 года[102], сначала – без серебряных риз, которые появляются на шести из них в 1804 году[103], а после 1808 года - на всех десяти[104]. В таблицу 3 не включены названия двух из этих десяти икон - «Рождество Богородицы» (ГТГ, 21462) и «Введение Богородицы во храм» (ГТГ, 22053), которых в Описи 1771 года среди «праздников» нет. Они так же, как упомянутые в таблице «Вход во Иерусалим», «Преображение», «Рождество Христово» и «Успение Богоматери», не расчищены и хранятся в запаснике ГТГ. Предварительное обследование показало, что первоначальная живопись на них спемзована, а изображения переписаны в селе Васильевском в конце 1770-х – начале 1780-х годов[105]. Сюжеты двух из них при этой процедуре были изменены.
Над «праздниками» в иконостасах московского и владимирского Успенских соборов размещались пятнадцать икон пророков (таблица 4). Тринадцать из них находились в 1855 году в Троицкой церкви села Васильевского и реставрировались Н.И.Подключниковым. После реставрации 1855 года «Богоматерь Печерская» и 12 икон пророков были установлены в четвертом ярусе иконостаса Троицкой церкви села Васильевского. Согласно описи 1853 года, перед реставрацией это место занимал тогда другой пророческий чин - из семи икон: «Богоматерь Печерская» и шесть икон пророков (по два изображения на каждой иконе)[106], - который впоследствии снова был там установлен[107]. А еще раньше, с 1787 года, в четвертом ярусе размещался третий комплект, включавший «Печерскую Богоматерь» и 24 образа пророков[108].
Что касается икон Саваофа и 12 праотцев (таблица 5), то количество их в пятом ярусе иконостаса Троицкой церкви села Васильевского с 1787 до 1924 года оставалось неизменным[109]. Дальнейшая судьба этих икон неизвестна.
Остается рассмотреть аргументы, позволяющие окончательно отвергнуть гипотезу о создании «васильевского чина» Андреем Рублевым и Даниилом, восстановить справедливость и вернуть авторство этих произведений Дионисию, попу Тимофею, Ярцу и Коне.
Я уже упоминал об удивительном сходстве некоторых из этих икон с изображениями одноименных святых на иконах деисуса Рождественского собора Ферапонтова монастыря. Особенно схожи образы архангелов Михаила (ил. 9) и Гавриила (ил. 10), двух Григориев - Двоеслова и Богослова[110](ил. 11), а также Иоанна Предтечи (ил. 12). В том, что обе иконы Иоанна Предтечи созданы Дионисием, окончательно убеждает графологическое сопоставление текстов на свитке в руке святого, восстановленных реставраторами на обеих иконах с незначительными погрешностями по уцелевшим фрагментам и следам авторских букв (ил. 13). Тексты написаны одним почерком, неповторимые особенности которого хорошо известны по надписям на других иконах и фресках Дионисия (ил. 14). Почерк этот не имеет ничего общего с авторскими надписями на владимирских фресках 1408 года (ил. 15) и не может принадлежать ни Андрею Рублеву, ни Даниилу.
Таблица 1. Иконостас 1481 года по данным описей московского и владимирского Успенских соборов
№№ пп. |
Описи | Деисус | Праздники | Пророки | Праотцы | Всего | Особо отмечены |
1 | Начала XVII века московского Успенского собора |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
деисус: икона апостола Петра |
2 | 1621 года московского Успенского собора (оригинал не сохранился) |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
деисус: иконы Иоанна Предтечи и столпника Даниила |
3 | 1627 года московского Успенского собора |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
деисус: иконы Спаса на престоле, Богородицы, Иоанна Предтечи; пророческий ряд: Богородицы Воплощение; праотеческий ряд: Господа Саваофа |
4 | 1632 года московского Успенского собора |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
деисус: иконы Спаса на престоле, Богородицы, Иоанна Предтечи, столпника Даниила, столпника Никиты; пророческий ряд: Богородицы Воплощение; праотеческий ряд: Господа Саваофа |
5 | 1638 года московского Успенского собора |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
деисус: иконы Спаса на престоле, Богородицы, Иоанна Предтечи, архангела Михаила, Леонтия Ростовского, столпника Даниила, столпника Никиты; пророческий ряд: Богородицы Воплощение; праотеческий ряд: Господа Саваофа |
6 | 1683 года владимирского Успенского собора (оригинал не сохранился) |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
праотеческий ряд: икона «Отечество» |
7 | 1693 года владимирского Успенского собора |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
праотеческий ряд: икона «Отечество» |
8 | 1695 года владимирского Успенского собора |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
праотеческий ряд: икона «Отечество» |
9 | 1708 года владимирского Успенского собора |
Указано суммарно число отреставрированных икон в иконостасе над местным рядом |
82 |
||||
10 | 1771 года – «ветхого серебра», снятого с икон владимирского Успенского собора; доклад 1765 года |
21 |
25 |
15 |
21 |
82 |
Примечание. Все иконы перечислены по названиям (см. таблицы 2, 3, 4), за исключением праотеческого ряда (на них серебряных окладов не было) и четырех икон деисуса (см. таблицу 2, № 18-21), с которых оклады были сняты в 1765 году |
.
Таблица 2. Иконостас 1481 года Успенского собора Московского Кремля.
Деисусный ряд. Стрелка указывает расположение иконы и поворот фигуры по отношению к центральной иконе деисуса – «Спас на престоле».
№ | Название иконы | № по описи 1771 года | № по акту 1855 года | Где упоминается | Размеры в сантиметрах |
Вес оклада по описи 1771 года |
Реставрационные наблюдения Н.И.Подключникова (по акту 1855 года) | Нынешнее местонахождение |
1 | Спас на престоле |
1 |
7 |
Описи 1627, 1632, 1638 годов московского Успенского собора; опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года |
314х220 |
«пять фунтов с половиною, девять золотников три четверти» |
Удалено два слоя записей, без различий в рисунке. | ГТГ, 22961 |
2 |
Богородица → |
15
|
8 |
Описи 1627, 1632,1638 годов московского Успенского собора; опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года; письмо Подключникова |
313х106 |
«четыре фунта с половиною и сорок три золотника» |
Удалено два слоя записей |
ГТГ, 22125 |
3 |
Иоанн Предтеча ← |
4 |
13 |
Описи 1621,1632, 1638 годов московского Успенского собора; опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского, акт 1855 года |
313х105 |
«пять фунтов девятнатцать золотников» |
Удалено два слоя записей. На записи глаза находились выше, чем на авторском слое живописи | ГТГ, 22960 |
4 |
Архангел Михаил → |
12 |
1 |
Опись 1638 года московского Успенского собора; опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского, где использовалась в качестве двери жертвенника, акт 1855 года |
314х128 |
«три фунта с половиною тритцать два золотника» |
С лица удалено два слоя записей, с одежд – три. На каждом слое одежды имели особую окраску и узоры. Ноги на записи были крупнее, чем на авторском слое живописи. Зерцало на позднейшем слое записи было синим с черными буквами, на следующем – красно-оранжевым с коричневыми буквами, на третьем – светло-синее со светло-желтыми буквами | ГТГ, 19732 |
5 |
Архангел Гавриил ← |
5 |
2 |
Опись 1771 год; описи Троицкой церкви села Васильевского, где использовалась в качестве двери дьяконника; акт 1855 года |
317х128 |
«четыре фунта с половиною» | При реставрации иконы было удалено такое же количество записей, как на иконе архангела Михаила | ГТГ, 19726 |
6 |
Апостол Петр → |
2 |
нет |
Опись начала XVII века московского Успенского собора; опись 1771 года, описи Троицкой церкви села Васильевского |
312х105 |
«пять фунтов с половиною и девять золотников с половиною» |
нет |
ГРМ, Држ. 2134 |
7 |
Апостол Павел ← |
3 |
11 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года |
311х104 |
«шесть фунтов шестнатцать золотников» | На авторском слое живописи глаза оказались ниже, чем на записи. На одеждах удалено два слоя записей, цвета их оказались различными | ГРМ, Држ. 2722 |
8 |
Иоанн Богослов → |
9 |
10 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года |
312х107 |
«шесть фунтов тритцать шесть золотников с половиною» | Отмечены те же изменения, что и на иконе апостола Павла | ГТГ, 19730 |
9 |
Андрей Первозванный ← |
13 |
9 |
Опись 1771 год; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года |
313х105 |
«пять фунтов с половиною и тритцать четыре золотника» | На записи глаза оказались выше, чем на авторском слое живописи. На одеждах удалено два слоя записей, цвета одежд изменились |
ГТГ, 19731 |
10 |
Василий Великий → |
11 |
4 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года |
313х105 |
«четыре фунта тритцать семь золотников» | С одежд удалено три слоя записей. На позднейшей записи «фелонь была клетчатая пестрая из желтых и черных клеток, вообще весь узор на одежде и евангелии покрыт был однообразными зубцами золотыми». На следующем слое записей фелонь «красная с разводами, наподобие штофной материи»; на третьем – белая с крупными черными крестами. На записи глаза оказались выше, чем на авторском слое | ГРМ, Држ. 2663 |
11 |
Иоанн Златоуст ← |
7 |
6 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского, акт 1855 года |
313х105 |
«три фунта тринатцать золотников» | Удалено три слоя записей. Изменился рисунок волос на голове: на записи они были изображены завитыми в кольца, открылись правильные пряди | ГТГ, 19727 |
12 |
Григорий Богослов → |
8 |
3 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года |
314х106 |
«шесть фунтов тритцать два золотника» | С одежд удалено три слоя записей. На позднейшей саккос был темно-зеленый, узор – кресты в золотой обводке, в кругах. На следующем слое записей кресты серебряные. На третьем – одежда зеленая, узор напоминает штофную материю, но без серебра и золота. Евангелие на позднейшем слое было темно-желтое «с золотыми рубцами» и темно-красным обрезом | ГТГ, 19725 |
13 |
Николай Чудотворец ← |
6 |
5 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского; акт 1855 года; письмо Подключникова |
313х104 |
Пять фунтов с половиною и двенатцать золотников» | Удалено три слоя записей |
ГРМ, Држ.2662 |
14 |
Митрополит Петр (между 1775 и 1784 годами изображение спемзовано; написан Архангел Михаил) → |
16 |
14 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского (как Архангел Михаил, в третьем ярусе иконостаса) |
314х102 |
«три фунта с половиною дватцеть семь золотников» |
нет |
ГТГ, 19729 |
15 |
Митрополит Алексей (между 1775 и 1784 годами изображение спемзовано; написан Архангел Гавриил) ← |
17 |
15 |
Опись 1771 года; описи Троицкой церкви села Васильевского (как Архангел Гавриил, в третьем ярусе иконостаса) |
312х105 |
«три фунта сорок два золотника с половиною» |
нет |
ГТГ, 19728 |
16 |
Иаков Ростовский → |
14 |
12 |
Опись 1771 года; акт 1855 года (под названием «Иаков, брат Господен») |
неизвестны |
«пять фунтов шесть золотников» | Удалены два слоя записей. На записи глаза оказались выше, чем на авторском слое живописи. Цвета одежд изменились |
неизвестно |
17 |
Леонтий Ростовский ← |
10 |
нет |
Опись 1638 года московского Успенского собора; опись 1771 года |
неизвестны |
«три фунта с половиною и тритцать золотников» |
нет |
неизвестно |
18 |
Сергий Радонежский (?) → |
без номера | Доклад 1765 года и опись 1771 года (без названия); |
неизвестны |
неизвестен: оклад переплавлен вместе с другим «ветхим серебром» в 1765 году |
нет |
неизвестно |
|
19 |
Кирилл Белозерский (?) ← |
без номера | Доклад 1765 года и опись 1771 года (без названия) |
неизвестны |
неизвестен: оклад переплавлен вместе с другим «ветхим серебром» в 1765 году |
нет |
неизвестно |
|
20 |
Столпник Даниил → |
без номера | Описи 1621, 1632, 1638 годов московского Успенского собора; доклад 1765 года и опись 1771 года (без названия) |
неизвестны |
неизвестен: оклад переплавлен вместе с другим «ветхим серебром» в 1765 году |
нет |
неизвестно |
|
21 |
Столпник Никита Переславский ← |
без номера | Описи 1632, 1638 годов московского Успенского собора; доклад 1765 года и опись 1771 года (без названия) |
неизвестны |
неизвестен: оклад переплавлен вместе с другим «ветхим серебром» в 1765 году |
нет |
неизвестно |
Таблица 3. Иконостас 1481 года Успенского собора Московского Кремля.
Праздничный ряд (по описи 1771 года «ветхого серебра», снятого с икон владимирского Успенского собора). Общая ширина икон (около 23 м) соответствует ширине алтарной преграды московского Успенского собора (23 м 80 см).
№ | Название иконы | № по описи 1771 года |
Размеры в сантиметрах (согласно описи 1853 года Троицкой церкви села Васильевского, л. 8 об., все «во втором ярусе находящиеся иконы размером в вышину 7 четвертей, в ширину пять и один вершок» - то есть 123,2х92,4 см) |
Вес оклада по описи 1771 года |
Нынешнее местонахождение |
1 | «Сретение Господне» | 33 | 124,5х92 | «один фунт дватцать шесть золотников» | ГРМ, Држ. 2135 |
2 | «Страстной образ первой» («Целование Иуды» - ?) | 34 | неизвестны | «один фунт дватцать золотников с половиною» | неизвестно |
3 | «Умовение ног» | 35 | неизвестны | «один фунт восемь золотников» | |
4 | «Представление Христово к Каиафе» | 36 | неизвестны | «один фунт семнатцать золотников» | неизвестно |
5 | «Ведение ко кресту» | 37 | неизвестны | «один фунт семнатцать золотников с половиною» | неизвестно |
6 | «Тайная вечеря» | 38 | неизвестны | «один фунт осмнатцать золотников» | неизвестно |
7 | «Рождество Христово» | 39 | 124х91,5 | «один фунт дватцать золотников» | ГТГ, 22049 (написано в конце XVIII века по спемзованному изображению) |
8 | «Вознесение Господне» | 40 | 125х92 | «один фунт сорок два золотника» | ГТГ, 14249 |
9 | «Живоначальная Троица» | 41 | неизвестны | «один фунт тритцать шесть золотников» | неизвестно |
10 | «Положение во гроб» | 42 | неизвестны | «один фунт пятнатцать золотников с половиною» | неизвестно |
11 | «Распятие Господне» | 43 | неизвестны | «один фунт с половиною» | неизвестно |
12 | «Преображение Господне» | 44 | 124х92 | «один фунт» | ГТГ, 20570 (написано в конце XVIII века по спемзованному изображению) |
13 | «Ругание июдейское ко Христу» | 45 | неизвестны | «один фунт дватцать один золотник» | неизвестно |
14 | «Жены мироносицы» | 46 | неизвестны | «один фунт тритцать золотников» | неизвестно |
15 | «Успение Богоматере» | 47 | 124х91 | «один фунт» | ГТГ, 21463 (написано в конце XVIII века по спемзованному изображению) |
16 | «Фомино уверение» | 48 | неизвестны | «один фунт дватцать шесть золотников» | неизвестно |
17 | «Лазарево воскрешение» | 49 | неизвестны | «один фунт одиннатцеть золотников» | неизвестно |
18 | «Воскресение Христово» | 50 | 124х94 | «один фунт дватцать золотников» | ГТГ, 25953 |
19 | «Богоявление Господне» | 51 | 124х92,5 | «один фунт тритцать золотников» | ГРМ, Држ. 2098 |
20 | «Вход во Иерусалим» | 52 | 124х93 | «один фунт» | ГТГ, 22054 (написано в конце XVIII века по спемзованному изображению) |
21 | «Благовещение» | 53 | 125х94 | «один фунт тритцать золотников» | ГТГ, 22951 |
22 | «Сошествие святаго Духа» | 54 | неизвестны | «один фунт девять золотников» | неизвестно |
23 | «Снятие со креста» | 56 | неизвестны | «один фунт тритцать три золотника» | неизвестно |
24 | «Восхождение на крест» | 57 | неизвестны | «один фунт девять золотников» | неизвестно |
25 | «Положение во гроб» (? –название дублирует № 10; по-видимому, одна из этих икон – «Оплакивание») | 58 | неизвестны | «полфунта сорок два золотника» | неизвестно |
Таблица 4. Иконостас 1481 года Успенского собора Московского Кремля.
Пророческий ряд. Приблизительная общая ширина икон (по акту 1855 года – 21 м. 33 см; исходя из размеров сохранившейся иконы пророка Софонии – 22 м 65 см) соответствует ширине алтарной преграды московского Успенского собора.
№ | Название иконы | № по описи 1771 года | Где упоминается | Размеры в сантиметрах (Согласно акту 1855 года каждая икона «величиною в 2 квадр. аршина», то есть 142,2х142,2 см) |
Вес оклада |
Реставрационные наблюдения Н.И.Подключникова (по акту 1855 года) | Нынешнее местонахождение |
1 | «Богородица Воплощение» (в описи 1771 года названа Знамение Богоматери»). В акте 1855 года – «Печерская Божия Матерь» | 32 | Описи 1827, 1632,1638 годов московского Успенского собора; опись 1771 год; акт 1855 года (под № 16) | неизвестны | «три фунта с половиною дватцать девять золотников» | Со всех 13 икон, установленных после реставрации в 4 ярусе иконостаса Троицкой церкви, удалено «по два слоя неискусных поправок», «надписи и тексты в смысле не изменялись, но фигура буквы оказалась не одинаковая» | неизвестно |
2 | «Царь Давид» | 25 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною три золотника с половиною» | неизвестно | |
3 | «Соломон» | 23 | Опись 1771 года | неизвестны | «четыре фунта» | неизвестно | |
4 | «Захария» | 18 | Опись 1771 года | 156х150 | «три фунта тритцеть девять золотников» | Находится под записью. Н.И.Подключников не реставрировал | ГРМ, Држ.,1701 |
5 | «Софониа» | 24 | Опись 1771 года | 157х148 | «три фунта дватцать один золотник с половиною» |
ГРМ, Држ. 2136 |
|
6 | «Илия» | 19 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною» | неизвестно | |
7 | «Ияков» | 20 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною» | неизвестно | |
8 | «Иеремия» | 21 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною и тритцать три золотника с половиною» | неизвестно | |
9 | «Иона» | 22 | Опись 1771 года | неизвестны | Три фунта с половиною тритцать три золотника» | неизвестно | |
10 | «Иезекииль» | 26 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною тринатцать золотников» | неизвестно | |
11 | «Даниил» | 27 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною пять золотников» | неизвестно | |
12 | «Аввакум» | 28 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с полополовиною семнатцать золотников» | неизвестно | |
13 | «Аарон» | 29 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта дватцать семь золотников» | неизвестно | |
14 | «Исак» | 30 | Опись 1771 года | неизвестны | «четыре фунта» | неизвестно | |
15 | «Моисей боговидец» | 31 | Опись 1771 года | неизвестны | «три фунта с половиною» | неизвестно |
Таблица 5. Иконостас 1481 года Успенского собора Московского Кремля.
Праотеческий ряд XVI века (по акту о реставрации 1855 года). Размеры каждой иконы 3,5 аршина на 1,5 аршина (248,5х106,5 см). Приблизительная общая ширина икон (22 м 36,5 см) соответствует ширине алтарной преграды московского Успенского собора (23 м 80 см). После реставрации перечисленные 13 икон находились в пятом ярусе иконостаса Троицкой церкви села Васильевского. Они упомянуты в описи Троицкой церкви 1924 года (ГАИО, ф. Р-1605, оп. 1, д. 231, л. 2). Нынешнее местонахождение неизвестно.
№ | Название иконы | Реставрационные наблюдения Н.И Подключникова |
1 |
«Господь Саваоф в триипостаси» («Отечество») |
Удалено три слоя записей. На авторском слое живописи одежды Саваофа оказались белыми с серебряным ассистом. Перстосложение именословное; у Христа «перстосложение изменено пригнутием мизинца к ладони». Голубь (символ св. Духа) – белый в сиянии. |
2 | «Исахарь» | Вместо надписи на свитке: «Воскресни Господи в покой Твой и кивот святыни Твоея» открылась надпись: «Сотворите милость к лю…» |
3 | «Авель» | Вместо надписи на свитке: «Аз принесех жертву Богови приятну» открылась надпись: «Принесе жертву Го…» |
4 | «Иосиф» | Вместо надписи на свитке: «Возлюбите Господа Бога небеснаго всем сердцем» открылась надпись: «Возлюбите Господа Бога небеснаго» |
5 | «Сиф» | Вместо надписи на свитке: «Семя новосажденное» открылась надпись: «Высочайше неба нич…» |
6 | «Рувим» | Вместо надписи на свитке : «Сотворите милость к людем своим» открылась надпись: «Бегайте блуда и сребролюбия» |
7 | «Ной» | Вместо надписи на свитке: «Благослови Бог Ноя и сыны его» открылась надпись: «Возлюбите Бога и ближних» |
8 | «Иуда» | Вместо надписи на свитке: «Неси с ходит князь от Иуды и вождь от…» открылась надпись: «Присетит Господь милость» |
9 | «Иаков» | Вместо надписи на свитке: «Аз видех лествицу на небе утвержденну» открылась надпись: «Виде и се лествице…» |
10 | «Исаак» | Вместо надписи на свитке: «Умножу семя твое яко звезды» открылась надпись: «Почиет благословение…» |
11 | «Авраам» | На поздней записи был изображен Адам. Вместо надписи на свитке: «Милостиво помилуй мя падшаго» открылась надпись: «Аще обретох благодать пред Тобою не лиши…» |
12 | «Мелхиседек» | На поздней записи был изображен Авраам. Вместо надписи на свитке: «Господи аще убо обретох благодать» открылась надпись: «Благословен Адам |
13 | «Иаред» | После удаления записей текст на свитке не изменился: «Сим образом поживеши» |
14- 21 |
неизвестны | Не упоминаются |
[1] Иконописный сборник. Вып. III, СПб., 1909, с. 46.
[2] Грабарь И.Э. О древнерусском искусстве. М., 1966, с. 200, 242-243, 245. О «кашинском чине» см.: Голубев С.И. К вопросу о происхождении кашинского иконостаса. - В кн.: Попов Г.В., Рындина А.В. Живопись и прикладное искусство Твери XIV-XVI века. М., 1979, с. 366-368.
[3] Ильин М.А. Иконостас Успенского собора во Владимире. – В сб.: Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. XIV-XVв.в. М., 1970, с. 32. М.А.Ильин отметил даже «полное соответствие» количества икон в описях иконостасов московского и владимирского Успенских соборов. Но осознать, что в этих документах упоминается один и тот же иконостас 1481 г., ему помешало излишнее доверие к умозрительным построениям И.Э.Грабаря. Порожденную И.Э.Грабарем путаницу он преумножил, предложив считать дионисиевский иконостас московского Успенского собора 1481 г. несохранившейся копией с уцелевшего рублевского оригинала, созданного в 1408 г. для Успенского собора во Владимире, а Дионисия – профессиональным подражателем Рублева («отсюда становится ясным, откуда у Дионисия появились рублевские прориси в его более поздних произведениях»).
[4] Плугин В.А. Мировоззрение Андрея Рублева. (Некоторые проблемы). Древнерусская живопись как исторический источник. М., 1974, с. 102; Плугин В.А. Мастер Святой Троицы. Труды и дни Андрея Рублева. М., 2001, с. 87-88.
[5] Попов Г.В. Иконостас Дионисия 1481 года: опыт исследования комплекса по письменным источникам. – В сб.: Успенский собор Московского Кремля. Материалы и исследования. М., 1985, с.136: «Можно с уверенностью говорить о посещении Дионисием Владимира. Об этом свидетельствуют его последующие работы, в частности чиновые иконы Рождественского собора Ферапонтова монастыря, в большинстве повторяющие иконографию владимирских». Ср: Лившиц Л.И., Попов Г.В. Дионисий. М., 2006, с. 112: «Средник Павлово-Обнорского «деисуса» представляет собой точнейший список с знаменитой иконы «Спас в силах» из иконостаса Успенского собора во Владимире, созданного в мастерской Андрея Рублева и Даниила Черного около 1408-1410 годов».
[6] Епифаний Премудрый, рассказывая о мастерстве Феофана Грека, особо отметил, что никто никогда не видел его «на образцы <…> взирающа, яко ж нецыи наши творят иконописцы, иже недоумения исполнишася, присно приницающе, очима мечуще семо и овамо, не толма образующе шарми, елико нудяхуся на образ часто взирающе» (Вздорнов Г.И. Феофан Грек. Творческое наследие. М., 1983, с. 42 и 43).
[7] Уточнить хронологию позволяет адресованное мне письмо откликнувшихся на газетную публикацию Лидии Александровны и Леонида Александровича Успенских, датированное 19 декабря 1983 г. (оно хранится в моем архиве): «Конечно, ошеломлены Вашим открытием и очень хотели бы знать побольше, т.е. по каким именно архивным данным Вы установили авторство "Васильевского» чина"<…>. Вспомнили наши с Вами разговоры на эту тему три года назад».
[8] «Соавторство» В.В.Дергачева, акцентирующееся некоторыми моими оппонентами, исчерпывалось подготовкой чертежей и участием в архивных поисках. Об этом сказано в первом примечании (под звездочкой) к публикации моего доклада. См.: Голейзовский Н.К., Дергачев В.В. Новые данные об иконостасе 1481 года из Успенского собора Московского Кремля (далее – Новые данные об иконостасе 1481 г.). – В журнале «Советское искусствознание», вып. 20, М., 1986, с. 445.
[9] Один из последних отзывов: «Приведя множество исторических и материально-технических аргументов в пользу своей версии, Н.К.Голейзовский полностью проигнорировал художественные особенности самого памятника, который не может быть выведен из круга произведений первых десятилетий XV века. Именно по этой причине эта версия не получила никакой поддержки» (Нерсесян Л.В. Иконы из иконостаса Успенского собора во Владимире. - В каталоге-альбоме: Андрей Рублев. Подвиг иконописания. К 650-летию великого живописца. М., 2010, с. 245).
[10] Здесь необходимо оговориться. Одна такая икона (хотя авторство Рублева и не признано большинством специалистов) все же существует. Это местный образ «Успения Богородицы» из Успенского собора Кириллова Белозерского монастыря (ныне в ГТГ, инв. 28626). Как произведение Рублева икона упоминается в четырех заслуживающих доверия монастырских документах XVII в. – в приходорасходной тетради 1612-1614 г. (см.: Никольский Н.К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века. Т. I, вып. 1, СПб., 1897, приложение IX, л. 22) и в монастырских описях 1621 (РНБ, Кир.-Бел., № 73/1312/ и 74/1313), 1635 (РНБ, Кир.-Бел., № 75/1314) и 1668 г. (РНБ, ОСРК, Q.IV.393). Отсутствие упоминания об авторстве Рублева в описи 1601 г. не дает оснований видеть в атрибуции, приведенной составителями других описей, «рублевскую легенду». Подобный «жанр» в монастырскую документацию не допускался. Просто составители описей опирались на различные по полноте списки вкладных книг.
[11] Письменных свидетельств об участии Рублева в создании фресок Успенского собора на Городке в Звенигороде не сохранилось, но проведенный мной графологический анализ надписей позволяет утверждать, что почерк идентичен почерку надписей на фресках владимирского Успенского собора.
[12] Иосиф Волоцкий в «Отвещании любозазорным» называет Андрея «учеником» Даниила (кстати, не исключено, что имеется в виду не профессиональное, а духовное ученичество), а в летописных и житийных текстах имя Даниила всегда стоит первым. Однако свидетельства о том, что Даниил был намного старше Андрея, нет ни в одном из дошедших до нас письменных источников. В одной из ранних редакций Жития Никона подчеркнуто, что «оба добре поживше и в старости велице бывше» (РГБ, ф. 304/I, № 116, л. 417 об.). Но если всерьез связывать приверженность к тому или иному живописному направлению с возрастом, то «традиционалистом» окажется, конечно же, не Андрей, более молодой и восприимчивый к новаторству Феофана, а более старый Даниил. И те особенности экспрессивной манеры, которые И.Э.Грабарь на основании сравнительного анализа владимирских фресок 1408 г. и упомянутого выше храмового «Успения» из Кириллова Белозерского монастыря весьма убедительно связывал с Феофаном Греком и приписывал Даниилу, в действительности принадлежали не Даниилу, а Рублеву (ср.: Грабарь И.Э. О древнерусском искусстве, с. 192-194).
[13] Опись икон Иосифова Волоколамского монастыря 1545 г., л. 7-7 об. См.: Голубцов А.[П.] Материалы для истории древнерусской иконописи. – В журнале «Богословский вестник». Сергиев Посад, 1910, май, с. 189; Георгиевский В.Т. Фрески Ферапонтова монастыря. СПб., 1911, приложение, с. 3; Три описи Иосифо-Волоколамского монастыря XVIвека. Подготовка текстов и публикация Т.И.Шабловой. СПб., 2014, с. 32.
[14] Ср.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. II, СПб., 1895, стб. 1065-1066 (подъписати, подъписывати, подъпись); ср.: стб. 936-937 (писати), стб. 1776 (пьсати); Словарь русского языка XI-XVIIв.в. Вып. 16. М., 1990, с. 36 (подписание), с. 37 (подписати), с. 39 (подписывати, подпись); ср. там же, вып. 15. М., !989, с. 52-53 (писати, писатися); Словарь древнерусского языка XI-XIVв.в. Т. VI, М., 2000, с. 555 (подъписан); ср. с. 395-396 (писати, писатися).
[15] Грабарь И.Э. О древнерусском искусстве. М., 1966, с. 44.
[16] Там же.
[17] Путеводитель к древностям и достопамятностям московским, руководствующий любопытствующего по четырем частям сея Столицы к дее-место-описательному познанию всех заслуживающих примечания мест и сданий, как-то: Соборов, Монастырей, Церквей, Государственных и частных заведений как старых, так и новых, с надписей и из других достоверных источников собранный, и для удобнейшего оных приискивания азбучною росписью умноженный. Ч. I, М., 1792, с. 91 (репринт – М., 2009, с. 102); Малиновский А.Ф. Обозрение Москвы. М., 1992, с. 34; Снегирев И.М. Памятники московской древности, с присовокуплением очерка монументальной истории Москвы и древних видов и планов древней столицы. М., 1842-1845, с. 83. О том, что церковь Благовещения «создана бысть у сеней двора Государева, повелением благовернаго Великаго Князя Московскаго и всея Руси Василия Димитриевича, в лето Р.Х. 1397» упоминалось и в не существующей ныне позднейшей настенной летописи на левом столбе собора (Муравьев А.Н. Путешествие по святым местам русским. Ч. I. Изд. 6. СПб., 1888, с. 177). О дате постройки см.: Голейзовский Н.К. Дионисий и его современники. Ч. 1. М., 2005, с. 80-84.
[18] ПСРЛ, т. 6, вып. 2, М., 2001, стб. 42-43; ПСРЛ, т. 20, первая половина, СПб, 1910, с. 231.
[19] История Благовещенского иконостаса выходит за рамки темы доклада. Подробнее см.: Голейзовский Н.К. Дионисий и его современники, с. 77-98.
[20] Об этом сообщает руководитель работ – благовещенский священник Сильвестр – в неоднократно опубликованной Жалобнице митрополиту Макарию. См.: Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете (далее – ЧОИДР). М., 1847, № 3, отд. II, с. 18-21; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею императорской Академии наук. Т. I. СПб., 1836, № 238, III, с. 246-248; Голохвастов Д.П , архим. Леонид (Кавелин). Благовещенский иерей Сильвестр и его писания. - ЧОИДР, М., 1874, кн. I, с. 25-29; архим. Макарий (Веретенников). Московский митрополит Макарий и его время. М., 1998, с. 270-272.
[21] ЧОИДР, М., 1847, № 3, отд. II, с. 20.
[22] Грабарь И.Э. О древнерусском искусстве, с. 178.
[23] Щенникова Л.А. О происхождении древнего иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля. – В сб.: Советское искусствознание' 81. М., 1982, с. 92-102.
[24] «Мая в 25 начаша подписывати церковь каменную великую съборную святая Богородица иже в Владимире повеленьем князя великаго, а мастеры Данило иконник да Андреи Рублев» (Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.-Л., 1950, с. 466).
[25] ПСРЛ, т. 18, СПб., 1913, с. 154-155. Далее (с. 55-59) составитель Симеоновской летописи приводит эмоциональный рассказ современника о трагических для Руси последствиях этого необдуманного поступка, сохранившийся также в составе Рогожского летописца (ПСРЛ, т. 15, вып. 1, Пгр.,1922, стб. 177-186).
[26] «Иулия в 8 день, в неделю, выеха из града из Брянска Швитригайло, а на Москву приеха иулия в 26» (Троицкая летопись, с. 467).
[27] ПСРЛ, т. 25, М.-Л., 1949, с. 239.
[28] ПСРЛ, т. 11, СПб., 1897, с. 211.
[29] Там же, ср. также: ПСРЛ, т. 15, вып.1, стб. 186; ПСРЛ, т. 18, с. 159.
[30] ПСРЛ, т. 6, ч. 2, стб. 37-38.
[31] Смирнова Э.С. Иконы праздничного ряда из иконостаса Успенского собора во Владимире. – Зограф, № 16, Београд, 1988, с.56, 62.
[32] Попов Г.В. Иконы праздничного ряда Благовещенского собора. (Вопросы атрибуции). В кн.: Уникальному памятнику русской культуры Благовещенскому собору Московского Кремля 500 лет. Тезисы докладов Всесоюзной научной конференции. (13-15 ноября 1989 года). М., 1989, с. 40-41.
[33] Гипотезу поддержали также Б.Н.Дудочкин, В.А.Плугин, Е.Я.Осташенко и Л.А.Щенникова. См.: Нерсесян Л.В. Иконы из иконостаса Успенского собора, с. 245-246.
[34] «Как есми пришел на Москву на митрополию <…>, не обретох в дому церковнам ничто же» (ПСРЛ, т. 6, вып. 2, стб. 62; ПСРЛ, т. 20, первая половина, СПб., 1909, с. 287); «все запустело и изнурено и в неведомо разыдеся» (ПСРЛ, т. 12, СПб., 1901, с. 14; Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 2, М., 2008, с. 167).
[35] Жидков Г.В. Московская живопись середины XIV века. М., 1928, с. 108.
[36] Кызласова И.Л. История отечественной науки об искусстве Византии и Древней Руси. 1920-1930-е годы. По материалам архивов. М., 2000, с. 221. Резко отрицательно оценивал деятельность И.Э.Грабаря и сам Н.П.Кондаков (там же, с. 29). Нарисованный А.И.Анисимовым портрет дополняется рассказом другого не менее знаменитого сотрудника И.Э.Грабаря – Н.П.Сычева, записанным С.В.Ямщиковым: «Когда Сычев открыл надпись в барабане купола храма Василия Блаженного, которая фактически раскрывала дату создания собора (о том, что Покровский собор поновлен в 1561 г. «на Петра и Павла», то есть 29 июня - Н.Г.), ему позвонил Игорь Эммануилович Грабарь: «Коля, я тебя очень прошу, - обратился он к Сычеву, - замажь эту надпись». «Почему?» «Я в своей статье другую дату назвал». «Игорь, но это невозможно, - ответил ему Сычев. - Я уже свое отсидел. Мне и жить-то осталось всего ничего: лгать я не буду». Грабарь пытался ему мстить, насылать соответствующие «нехорошие» органы, даже инкриминировал воровство реставрационных материалов, но дата так и осталась незамазанной и исторически верной» (Савва Ямщиков. Мой Псков. Псков, 2003, с. 215-216). Ср. также высказывания А.Н.Бенуа о неоправданных научных амбициях И.Э.Грабаря (Бенуа А.Н. Мои воспоминания. Изд. 2, т. 2, М., 1990, с. 358-359). Среди наиболее выдающихся «открытий» И.Э Грабаря в жанре атрибуции, помимо «художественных признаков» письма Андрея Рублева, необходимо упомянуть капитальное исследование о «Портрете старика» кисти Рембрандта (Грабарь И.Э. Новооткрытый Рембрандт. Изд. АН СССР, М., 1956) - произведении, оказавшемся, как выяснилось после смерти И.Э.Грабаря, шуточной имитацией работы известного художника и реставратора В.Н.Яковлева (1894-1953). В настоящее время «Портрет старика» находится в собрании Государственного исторического музея, инв. 112259/5.
[37] Ильин М.А. Иконостас Успенского собора во Владимире, с. 29.
[38] Маясова Н.А. К истории иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля. – В сб.: Культура Древней Руси. М., 1966, с. 155 и прим. 30 на с. 156; ср.: Антонова В.И., Мнева Н.Е. Государственная Третьяковская галерея. Каталог древнерусской живописи. Т. 1, М., 1963, № 224, с. 273, прим. 1.
[39] Ильин М.А. Иконостас Успенского собора во Владимире, с. 30; рис. на с .30 и 31.
[40] Лазарев В.Н. Заметки о методологии изучения древнерусского искусства. – В кн.: Лазарев В.Н. Византийское и древнерусское искусство. Статьи и материалы. М., 1978, с. 308.
[41] РГАДА, ф. 235, оп. 3, л. 1- 1 об.
[42] РГАДА, ф. 396, оп. 1, ч. 1, № 883. Публикация: Успенский А.И. Столбцы бывшего Архива Оружейной Палаты. Вып. 2. М., 1913, с. 308-316.
[43] РГАДА, ф. 396, оп. 2, ч. 1, № 959, л. 278 об., 362, 389. Ср.: Успенский А.И. Царские иконописцы и живописцы XVII в. Словарь. М., 1910, с. 147, 43, 45, 143, 145-146.
[44] Левая створка - 157х39, правая – 157х 40. Если верить преданию, они были переданы в село Борисовское близ Владимира, а оттуда в 1934 г. поступили в ГТГ (инв.2283, 2282). См.: Антонова В.И., Мнева Н.Е. Каталог древнерусской живописи. Т. 1, № 242, с. 302.
[45] Они были вынесены из Успенского собора осенью 1655 года, а вместо них установили новые, резные двери, расписанные иконниками старцем Агафоником и Гавриилом Кондратьевым. В Расходной книге Патриаршего казенного приказа сохранились записи о выдаче иконникам 14, 26 и 29 сентября 1655 г. денег на сусальное серебро и краски для этой работы (РГАДА, ф. 235, оп. 2, № 38, л. 401, 402 и 403).
[46] РГАДА, ф. 396, оп. 2, № 1170, л. 322-322 об. В другом списке той же описи старые царские двери описаны подробнее, но без оклада и в разобранном состоянии (возможно, их готовили к реставрации): «Четыре иконы аршинных, а на них писаны четыре евангелиста. Да две иконы, а на них писаны Благовещение пречистыя Б(огоро)д(и)цы, да сень, а на ней писан ангел. Да четыре иконы, которым было бысть на столбцах, а на них писаны образ Спасов да пречистые Богородицы, да Василии Великии, да Иван Златоуст, к царьским дверем, на красках» (РГАДА, ф. 236, оп. 1, № 11, л. 308-309). Однако реставрации им пришлось ожидать 20 лет. В сентябре 1678 г. их «починивал» кормовой иконописец Алексей Васильев (РГАДА, ф. 396, оп. 2, ч. 1, № 959, л. 389 об.-390), в марте – Василий Иванов Колмогор (там же, л. 279), а в мае Иван Васильев с Афанасием и Федором Козьмиными писали «к царским дверем во Владимер четыре круга причастные, да на дву-жь кругах написали московских чудотворцов Петра и Алексея <и> Ионы, которые двери взяты из Большаго Успенского собору, починиваны в Оружейной Полате и посланы государева жалованье в Володимер в соборную церковь» (там же, л. 362 об.). 22 февраля 1679 г. богородицкий протопоп Григорий обратился с челобитной к царю Федору Алексеевичу: «…По твоему Г(осу)дареву указу те двери ц(а)рьские сень и круги вновь построены, а подвод твоих Г(осу)даревых под те ц(а)рские двери не дано» (РГАДА, ф. 396, оп. 1, ч. 12, № 17810, л. 1). В тот же день царь «указал дать под царьские двери, которые пожаловал великий Государь из Серебреные Полаты в Володимер в соборную ц(е)рковь из Емского приказу две подводы» (там же, л. 2). После реставрации двери были богато украшены в Серебряной Палате. Когда в 1771 г. старый иконостас владимирского Успенского собора разбирали, составители «Описи ветхого серебра» отметили, что в серебре, снятом «с царских дверей с сенью и с двумя столпцами весу пуд, то есть сорок фунтов». См.: Государственный Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный музей (далее – ВСХМ), № 5636/462, л. 67 об. Приношу благодарность генеральному директору музея С.Е.Мельниковой и заместителю директора по научной работе М.Е.Родиной, а также сотрудникам книгохранилища С.П.Гордееву и М.Ю.Гладкову за разрешение переснять листы этой рукописи, необходимые для исследования и публикации, а С.Ф.Гаркуше – за проведение съемки.
[47] По Описи 1609-1611 г.г. «тябла над деисусы и над празники и над пророки обиты немецким железом, поолифлены». В кн.: Русская историческая библиотека (далее – РИБ), т. 3, СПб., 1876, стб. 308. Перед транспортировкой иконостаса эти почерневшие от пыли и копоти обветшавшие оклады, набитые поверх орнаментов в конце XVI в. были, несомненно, удалены, так же, как пришедшие в негодность 37 из 43 херувимов, венчавших столбики между иконами праотцев (см. прим. 46 и 71).
[48] Там же: «столпцы деревянные, посеребряны сусалным серебром по левкасу, а на столпцех херувими железо немецкое басменные, 21 херувим позолочен, а 22 херувима белые». В Описи 1632 г.: «херувими и серафими меденые, золочены сусалным золотом и серебром» (РГБ, ф. 214, № 74, л. 23).
[49] В статье 1986 г. я предположил, что такая договоренность могла быть достигнута еще при жизни патриарха Иосифа (+ 15 июня 1652 г.), поскольку он был родом из Владимира, а его родной брат Сергий служил протопопом владимирского Успенского собора (Новые данные об иконостасе 1481 г., с. 446). В архиве Оружейной палаты сведений о старых иконах деисусного, праздничного, пророческого и праотеческого ярусов не сохранилось потому, что, в отличие от царских дверей, перед отправкой во Владимир их не реставрировали. Эта работа была выполнена в 1708 г. во Владимире на средства стольника Г.А.Племянникова.
[50] ПСРЛ, т. 31, М., 1968, с. 182; ПСРЛ, т. 37, Л., 1982, с. 177; РГБ, ф. 173/I, № 201, л. 296 об. Ср. также: Васильев К.Г, Сегал А.Е. История эпидемий в России. (Материалы и очерки). М., 1960, с. 54-61.
[51] Повсядневных дворцовых времени государей царей и великих князей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича записок часть вторая. М., 1769, с. 221.
[52] Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2005, с. 269.
[53] Там же, с. 268.
[54] Согласно описи владимирского Успенского собора 291 г. (составленной между 1 сентября 1682 и 31 августа 1683 г.), эти двери вместе с иконами верхних четырех ярусов из старого иконостаса московского Успенского собора уже находились в иконостасе владимирского Успенского собора.
[55] Виноградов А.[И.] История кафедрального Успенского собора в губ. гор. Владимире. Изд. 3. Владимир, 1905, с. 61-62. Ср.: ВСХМ, № 5636/462, л. 75.
[56] «Иконостас новой фигуры, резной, хорошо вызолочен, высок и величествен, но древности собора не соответствует», - отметил в «Путевых заметках» 1792 г. митрополит Платон Левшин (Снегирев И.М. Жизнь московского митрополита Платона. Ч. 2, М., 1856, приложения, с. 22).
[57] Грабарь И.Э. О древнерусском искусстве, с. 174, прим. 81; ср. с. 288. Эта дата упомянута и в протоколе секретариата ВЦИК от 14 мая 1923 года об изъятии «26 икон работы художника Рублева, переданных в 1775 году из гор. Владимира в село Васильевское» (ЦГАОР, ф. 1235, оп. 47, № 14, л. 1).
[58] ОР ГТГ, ф. 4, № 813, л. 11. Выделенные мной в цитате жирным шрифтом сведения могли содержаться в упомянутой выше расписке 1775 г.
[59] РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 49.
[60] Там же, л. 14.
[61] РГИА, ф. 834, оп. 3, № 2513, л. 2.
[62] Опись была составлена «вследствие Указа Е.И.В., последовавшего от 14 декабря 1853 года за № 574 –м Депутатом села Афанасьевского священником Флегонтом Преображенским, села Кузнецова свяшенником Севастианом Мартировым и села Васильевского, той церкви ризничим, священником Григорием Вишняковым» (там же).
[63] Там же, л. 10 об. Такие же примечания сделаны относительно икон архангелов Михаила и Гавриила из владимирского деисуса, приспособленных в качестве северных и южных врат иконостаса (там же, л. 8 и 6 об.).
[64] Иаков, епископ. Древние иконы в Троицкой церкви села Васильевское, Шуйского уезда. – Владимирские губернские ведомости, 1877, часть неофициальная, № 45, с. 3-4; № 46, с. 2-4. То же, с послесловием К.Н.Тихонравова – в сб.: Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета: Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. Т. 2, Владимир, 1878, с. 141-150.
[65] Иконописный сборник. Вып. III, с. 48.
[66] РГАДА, ф. 235, оп. 3, № 53, л. 1-1 об.
[67] РГАДА, ф. 235 оп. 3, № 53, л. 9 – 10.
[68] РИБ, т. 3, стб. 308.
[69] Там же, стб. 413-414.
[70] РГБ, ф. 214, № 74, л 21 об.- 23.
[71] РГАДА, ф. 235, оп. 3., № 53, л. 9 об.-10.
[72] Там же, л. 51- 51 об.
[73] РГАДА, ф. 237, оп. 1, ч. 2, № 2764, л. 7: «Три пояса обложены венцы и поля басемным золоченым серебром, а верхнеи пояс обложен медью золоченою. Над праотцы шесть херувимов писаны на белом железе». На л. 21 добавлено о реставрации этих икон: «святых икон вновь построено и поновлено: деисусов восмьдесят две иконы на старых цках писаны внов вкладу пятдесят рублев Григорья Андреевича Племянникова».
[74] ВСХМ, инв. 5636/462, л. 60- 60 об, 66-67.
[75] Попов Г.В., Рындина А.В. Живопись и прикладное искусство Твери XIV-XVIвека, с. 291, прим. 6. Необходимо отметить, что высота вывезенных из Васильевского в 1923 г. «праздников» (124-125 см.) тоже соответствует расстоянию между следами тябел, поддерживавших иконы этого яруса (1 м. 30 см.). Нет оснований сомневаться, что «праздники» эти были вместе с деисусом «приобретены покупкою» из Успенского собора Владимира и принадлежали к праздничному ряду иконостаса 1481 г. из московского Успенского собора.
[76] Качалова И.Я. Алтарная преграда Успенского собора Московского Кремля. Итоги реставрации живописи в 1978-1979 г.г. – В сб.: Древнерусское искусство. XIV-XVв.в. М., 1984, с. 268.
[77] Там же, с. 275-278, ил. на с. 279.
[78] ВСХМ, инв. 5636/462, л. 60- 60 об., 66-67.
[79] «На горнем месте четыре образа болших из деисусов апостолских обложены серебром басебным. Оклад снят и употреблен в новые сосуды» (ВСХМ, инв. 5636/462, л. 68, примечание на правом поле). Оклады с этих четырех икон снимали в ризнице еще 1 июля 1765 года (см. там же, л. 10).
[80] РГИА, ф. 796, оп. 6, № 117, л. 1.
[81] РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 6, 27 об., 82 об., 114 об., 117; РГИА, ф. 834, оп. 3, № 2513, л. 10-10 об. В третьем ярусе иконостаса сгоревшей в 1770 г. деревянной Троицкой церкви находились «в середине образ Спасителев, на нем венец и цата сребреные, по обе стороны осмнатцать образов» (РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 51). Они уцелели после пожара и упомянуты в описи 1782 г. с уточнением «ветхие» (там же, л.16 об.).
[82] РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 81 об.-82. В описях 1787 и 1793 г. они не упомянуты. В описи 1853 г. РГИА, ф. 834, оп. 3, № 2513, о них – на л. 6 об. и 8.
[83] Ежегодник Владимирского губернского статистического комитета. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. Т. II, стб. 146, под № 9. Ошибочно названа образом «Апостола Иакова, брата Господня. Согласно Описи ветхого серебра 1771 г. такой иконы в древнем иконостасе владимирского Успенского собора не было.
[84] Там же, с. 74. В этой связи необходимо отметить, что по той же причине изображение митрополита Алексия отсутствует в деисусе Успенского собора Кириллова Белозерского монастыря, написанном при игумене Трифоне для деревянного собора 1436 г., а не для каменного храма в 1497 г., как это утверждают современные исследователи (Лелекова О.В. Русский классический иконостас. Иконостас из Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря. 1497 год. Т. 1. М., 2011, с. 19. Кстати, очевидец возведения каменного монастырского собора Гурий Тушин датирует его 1496 г. - ТОДРЛ, т. XVII, М.-Л., 1961, с. 200). Предположение о том, что в составе кирилловского иконостаса сохранились иконы из иконостаса предшествующего деревянного храма, впервые было высказано В.Г.Брюсовой на основании сравнительно-стилистических и реставрационных наблюдений (Брюсова В.Г. Андрей Рублев. М., 1993, с. 59 и прим. 38 на с. 140; с. 112 и прим. 14 на с. 146). Для того чтобы в 1496 г. добавить в старый деисус изображение митрополита Алексия, потребовалось бы переписать заново старый образ митрополита Петра, потому что его, согласно традиционной иерархии, следовало переместить в левую часть деисуса, на более почетное место справа от Христа. Соответствующих перестановок потребовали бы и остальные изображения, расположенные следом за митрополичьими иконами в левой и правой частях деисуса. Столь дорогостоящие переделки оказались для монастырского руководства неприемлемыми.
[85] Голубинский Е.Е. История канонизации, с. 76. Упоминается в Святцах второй половины XV в. - РГАДА, ф. 381, № 1321, под 28 мая (вместо 24). Древнейший датированный список жития -1459 г. (ГИМ, Син. 637).
[86] Поскольку иконы деисуса, во-первых, как будет показано далее, могли быть написаны раньше остальных и, во-вторых, закрывали собой небрежные подготовительные наброски вариантов растительного орнамента на алтарной стене, нельзя исключить и возможность того, что установлены они были перед освящением Успенского собора 12 августа 1479 г. В этом случае святой Иаков Ростовский был канонизован архиепископом Вассианом не позднее 6 февраля 1479 г. (6 февраля - день открытия мощей Иакова. Ср.: Сергий (Спасский). Полный месяцеслов Востока. Изд. 2, т. 2, Владимир, 1901 /далее – ПМВ/, с. 36).
[87] Канонизован в 1194 г. См.: ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 281-282.
[88] Для сравнения: Аристотель Фиораванти в 1475 г. договорился с послом Симеоном Толбузиным, что во время строительства Успенского собора ему будут платить «по десяти рублев на месяц» - ПСРЛ, т. 6, вып. 2, стб. 219; ПСРЛ, т. 20, первая половина, с. 301.
[89] ПСРЛ, т. 6, вып. 2, стб. 313; ср.: ПСРЛ, т. 20, первая половина, с. 347; Софийский временник, ч. 2, М., 1821, с. 224.
[90] Строев П.М. Списки иерархов, стб. 331-332.
[91] Орлова М.А. О времени создания живописной декорации Успенского собора Московского Кремля. – В сб.: Древнерусское искусство. Русское искусство позднего средневековья: XVI век. СПб., 2003, с. 213.
[92] Геронтий пригрозил «до конца оставити сан митропольской» и отсутствовал в Москве с 24 августа до декабря 1481 г. См.: Клосс Б.М., Назаров В.Д. Полемическое сочинение 1481 г. о хождении «посолонь». – В сб.: Московская Русь (1359-1584): культура и историческое самосознание. М., 1997, с. 365-366.
[93] Русский временник, ч. 2, М., 1820, с. 168. То же – в неизданных летописцах: РГБ, ф. 256, № 255, XVI в., л. 461 об.; РГАДА, ф. 181, оп. 1, № 11, ч. 3, XVII в., л. 129 (здесь Коня назван Кнашем); РГАДА. ф. 201, № 46, XVIIв., л. 341; ГИМ, Муз. № 2171, XVII в., л. 506. Аналогичный текст опубликован в новиковском «Сокровище российских древностей» (репринт: М., 1986, с. 98-99).
[94] Следуя укоренившемуся заблуждению ростовских краеведов XVIII-XIX в.в., все исследователи, включая автора этих строк (ср.: Новые данные об иконостасе 1481 г., с. 454), удосужившегося исправить свою оплошность лишь пятнадцать лет спустя (см.: Голейзовский Н.К. «Послание и рае» и русско-византийские отношения в середине XIV века. – В журнале «Искусствознание», М., 2001, с. 110, прим. 63), ошибочно относили деятельность Иакова к концу XIV столетия. Между тем, встречающиеся в летописных сводах и хронографах XV-XVI в.в. разновременные списки перечня ростовских владык («А се имена ростовским епископом») единогласно отводят Иакову 26 место, между Антонием (25 место), скончавшимся в 6844 (1336) г.(согласно святцам, успение этого неканонизованного святого отмечалось 28 или 30 июля.См., например: РГАДА, ф. 381, № 1970, XVII в., л. 99 об. /30 июля/. Ср. также: ПМВ, т. 2, приложение 3, с. 549) и Иоанном (27 место), рукоположенным в 6854 (1346) г. и скончавшимся 24 апреля 6864 (1356) г. (ПСРЛ, т. 20, первая половина, СПб., 1910, с. 187). Ср., например: ПСРЛ, т. 4, ч. 1, М., 2000, с. 381; ПСРЛ, т. 6, СПб. 1853, с. 128; ПСРЛ, т. 8, СПб., 1859, с. 69; ПСРЛ, т. 9, СПб., 1892, с. IV; ПСРЛ, т. 18, СПб., 1913, с. 22-23; ПСРЛ, т. 23, СПб., 1910, с. 135; ПСРЛ, т. 24, Пгр., 1921, с. 165; ПСРЛ, т. 25, М.-Л., 1949, с. 226; ПСРЛ, т. 27, М.-Л., 1962, с. 296; ПСРЛ, т. 34, М., 1978, с. 147; ПСРЛ, т. 43, М., 2004, с. 158. Однако имя Иакова отсутствует в тверском варианте перечня ростовских владык (ПСРЛ, т. 15, стб. 481) и в погодных летописных статьях, где после известия о смерти ростовского епископа Антония в 6844 г. сказано: «и по нем поставлен бысть в него место Гавриил» (ПСРЛ, т. 15, вып.1, Пгр., 1922, стб. 47). В дальнейшем Гавриил, занимающий в перечне ростовских владык 28 место, упоминается в летописях под 1339 г. (в ноябре; см. там же, стб. 51) и в греческих записях о митрополите Феогносте (Vatic. gr. 840) под 1343 г., 30 октября (РИБ, т. 6, изд. 2, СПб., 1908, приложения, стб. 438). Скончался Гавриил на покое 9 сентября 1356 г. (Летопись по Лаврентьевскому списку. Изд. 3. СПб., 1897, с. 504). Год оставления им кафедры, занятой в 1346 г. Иоанном (см. выше), неизвестен. Таким образом, в середине XIV в. для епископства Иакова остается хронологическая лакуна между декабрем 1343 и 1346 г. В некоторых церковных и монастырских синодиках имя Иакова помещено между именами ростовских епископов Игнатия (1262-1288) и Тарасия (1288-1295), однако, по справедливому замечанию М.Я.Диева, занимавшегося по поручению Синода поверкой древних иерархических каталогов русских еперхий, порядок записей в синодиках случаен и не заслуживает доверия (см.: Титов А.А. Ростовская иерархия. Материалы для истории русской церкви. М., 1890, с. 30).
[95] Древнейший дошедший до нас месяцеслов с упоминанием святого Иакова Ростовского датируется первой четвертью XVI в. (ГИМ, Син. № 336, л. 388). Повторно Иаков канонизован собором 1549 г. (Голубинский Е.Е. История канонизации, с. 103). Необходимо учитывать, что включить в деисус московского Успенского собора икону Иакова Ростовского Вассиан мог только после канонизации этого святого, состоявшейся, несомненно, по инициативе заказчика иконостаса – ростовского владыки, вероятнее всего, после написания им «Послания на Угру» (между 14 октября и 13 ноября 1480), где среди перечисленных ростовских святителей Иаков еще отсутствует, но, разумеется, до 23 марта 1481 года – дня кончины Вассиана. В этот хронологический отрезок укладываются только две даты, отмеченные в позднейших святцах как дни празднования памяти святого Иакова – его успение 27 ноября (в некоторых списках - 28 ноября; в этот день в 1480 г. в Москву вернулись князья - победители Ахмата и состоялось торжественное богослужение в честь «великих русских чюдотворцов, избавльших ны от поганых» - ср.: ПСРЛ, т. 12, СПб., 1901, с. 203 и 212. В тексте службы 27 ноября присутствует обращение к Иакову: «христолюбивому же великому князю победы даяи на врагы». Ср., например, РГБ, ф. 299, № 267, л. 31-32; ГИМ, Ув., № 707, л. 236-237) и день открытия мощей Иакова – 6 февраля. Этим двум праздникам посвящены соответствующие церковные службы, древнейшие сохранившиеся списки которых относятся к первой четверти XVI в. (См.: Уханова Е.В. Житие св. Иакова, епископа Ростовского /источники и литература/.– ТОДРЛ, т. 47, СПб., 1993, с. 244). Опираясь на выводы Ф.Г.Спасского (Русское литургическое творчество. Париж, 1951), Е.В.Уханова констатировала, что службы св. Иакову Ростовскому составлены из фрагментов различных источников, в том числе – из службы св. Вуколу Смирнскому, откуда заимствован антитринитарный канон, а также присвоенное неведомому ростовскому еретику имя гностика II в. Маркиона (Уханова Е.В. «Житие» св. Иакова епископа Ростовского в контексте источников по Русской истории XIV-XIXв.в. – В сб.: Русская книжность. Вопросы источниковедения и палеографии /Труды Государственного Исторического музея. Вып. 95/. М., 1998, с. 35-36, 37, 44, 45). Можно добавить, что в службу Иакову попало и упоминание об ученике и преемнике Вукола – смирнском епископе Поликарпе: «иже по тебе пастыря Поликарпа рукою твоею, Иакове, поставляем» (РГБ, ф. 310, № 101, л. 268; РГБ, ф. 236, № 109, л.119 об.-120, и др. В некоторых списках неуместное имя Поликарпа компетентными переписчиками XVI в. удалялось. См., например, ГИМ, Ув. № 1037, л. 197 об.). Епископа с таким именем в Ростове не существовало, да и епископы на Руси не имели права самостоятельно назначать себе преемников. Остается думать, что причиной этих чудовищных анахронизмов могла послужить спешка, связанная либо с предсмертной болезнью Вассиана Рыло, либо с необходимостью скорейшей установки деисуса, праздников и пророков в Успенском соборе. Недостаток исторических сведений о ростовском епископе Иакове препятствовал созданию его жития, а составление служб по образцу службы св. Вуколу, доверенное Вассианом неизвестному лицу, было выполнено небрежно и безграмотно.
[96] Древнерусские патерики. Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик. М., 1999, с. 21.
[97] Существование еретического «семинара» для православного духовенства, организованного крымским караимом Захарией Скарой (Схарией), прибывшим в Новгород в свите киевского князя Михаила Олельковича 8 октября 1470 г., держалось в строжайшей тайне. О ереси случайно стало известно новгородскому архиепископу Геннадию лишь в 1487 году. Узнать о ней раньше ростовский владыка Вассиан мог от своего духовного сына – Ивана III, вернувшегося из новгородского «похода миром» 13 февраля 1480 г. (ПСРЛ, т. 43, с. 201). Два новгородских священника, ближайшие ученики Схарии, завоевали симпатии великого князя, «и тогда взят Алексея попа на Москву на протопопство к церкви Пречистыя Успения и Дениса попа к Архангелу Михаилу» (Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. М.-Л., 1955, источники, с. 471; ср. с. 480). Если же, как утверждает Я.С. Лурье, «протопоп Алексей появился в Москве в 1472 г.» (Лурье Я.С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб., 1994, с. 212), то информация о новгородской ереси могла быть получена Вассианом Рыло от великого князя до освящения московского Успенского собора 12 августа 1479 г.; до этой даты состоялась местная канонизация Иакова Ростовского и был написан и установлен деисус, включающий его изображение. Можно только догадываться, как был потрясен откровениями великого князя ростовский владыка. Не нарушая тайны исповеди, он осудил завезенную из Новгорода ересь посредством живописных иносказаний и символических параллелей. Вассиан рассчитывал, что задуманный им и выполненный выдающимися мастерами иконостас привлечет внимание множества людей не только грандиозностью и великолепием, но и необычностью состава, которая неизбежно потребует истолкования смысла изображений. Однако намеки Вассиана, не нашедшие весомого подтверждения в текстах служб Иакову Ростовскому, остались незамеченными как обличителями еретиков, так и великим князем, который дважды – в марте 1484 и в октябре 1486 г.- через своих крымских посланников отправлял грамоты «к Захарье к Скарье, к жидовину», приглашая его к себе на службу и гарантируя свободный отъезд на родину (см.: Сборник императорского Русского Исторического общества. Т. 41, СПб., 1884, № 10, III, с. 41 и 71). Исследователи с необъяснимым упрямством отождествляют этого Скарию с другим крымским корреспондентом Ивана III – фрязином Захарией Гвизольфи. Единственное исключение: Иконников В.И. Максим Грек и его время. Изд. 2. Киев, 1915, с. 200. Ср. также: Голейзовский Н.К. Дионисий и его современники. – В журнале «Искусство», М., 1980, № 6, с. 59.
[98] О выступлении епископа Иакова против антитринитарной ереси Вассиан мог узнать еще в 1466-1467 г.г., в бытность архимандритом Спасского монастыря в Московском Кремле. Там он получил возможность разыскивать в митрополичьем архиве материалы для будущей канонизации ростовских святителей (сделавшись архиепископом, он в 1474 г. установил празднование памяти епископа Исайи, а несколько позже – Игнатия). В процессе архивных поисков Вассиан мог обнаружить документ, содержащий перечень заблуждений ростовского ересиарха, обличенного и изгнанного Иаковом. Неясность формулировок в этом заинтересовавшем Васссиана тексте могла побудить его обратиться за разъяснениями к слывшему знатоком догматического богословия ученику Пафнутия Боровского Иосифу, будущему Волоцкому игумену. В ответ Иосиф написал «Послание архимандриту Вассиану о Троице» (см.: Послания Иосифа Волоцкого. М.-Л., 1959, с. 139-144). На мой взгляд, Вассиан Рыло имеет значительно больше оснований считаться адресатом этого послания, чем тверской архимандрит Вассиан Стригин-Оболенский или младший брат Иосифа - симоновский архимандрит Вассиан, предполагавшиеся другими исследователями (ср.: Алексеев А.И. Религиозные движения на Руси последней трети XIV – начала XVI в.: стригольники и жидовствующие. М., 2012, с. 318-324).
[99] ГИМ. Ув. № 707, XVI в., л. 243 об. Можно полагать, что изображения Иакова и Леонтия Ростовских имелись также среди древних алтарных фресок Успенского собора и были возобновлены в 1642-1643 г.г. Фигуры этих святителей в рост размещались на северных гранях северной пары алтарных столбов по сторонам арки, ведущей из жертвенника в алтарь. От изображения Иакова сохранились только остатки позднейшей записи, но справа от его головы на уцелевшем участке левкаса 1642 года отчетливо читается граффити: «Яков епископ [Рос]товскии»
[100] Именно такое расположение образа Иакова зафиксировано в середине 1920-х - 1930-х г.г. местным краеведом на схеме иконостаса Троицкой церкви (Шуйский краеведческий музей, собрание личных фондов, инв. № 216).
[101] ВСХМ, инв. 5636/462, л. 60 об.
[102] РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 6, 27 об. Во втором ярусе иконостаса сгоревшей в 1770 г. деревянной церкви Троицы стояли «двенатцать образов миней месячных» (там же, л. 51). Они уцелели после пожара и упомянуты в описи 1782 г. (там же, л. 16).
[103] Там же, л. 117 об.
[104] Там же, л. 114 об. Ср. опись 1853 г., где указан вес каждого оклада (РГИА, ф. 834, оп. 3, № 2513, л. 8 об.-10).
[105] Предположение В.И.Антоновой о том, что это произошло в 1708 г. (Антонова В.И., Мнева Н.Е. Каталог древнерусской живописи ГТГ, т. I, с. 275, прим. 4) опровергается данными Описи ветхого серебра 1771 г., свидетельствующими о том, что до передачи икон в Васильевское все они сохраняли авторские названия.
[106] РГИА, ф. 834, оп. 3, № 2513, л. 10 об.-11.
[107] См. опись 1924 г. – ГАИО, ф. Р-1605, оп. 1, №. 231, л. 2.
[108] РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 6, 24, 117 об. В деревянной церкви Троицы до пожара 1770 года в четвертом ярусе иконостаса располагались «в средине образ пречистой Богородицы, при нем два венца серебренные и позлащены, по обе стороны осмнатцать образов» (там же, л. 51 об.). В описи 1782 г. среди уцелевших икон они не упомянуты.
[109] Там же, л. 6, 28, 82 об., 117 об.; РГИА, ф. 834, оп. 3, № 2513, л. 11-11 об.; ГАИО, ф. Р-1605, оп. 1, № 231, л. 2. До пожара 1770 г. в шестом ярусе деревянной церкви Троицы находились «в средине образ господа Саваофа, по обе стороны осмнатцать образов» (РГАДА, ф. 1287, оп. 4, № 51, л. 51 об.); в описи 1782 г. среди уцелевших икон они не упомянуты.
[110] Авторская надпись на иконе из «васильевского чина» не сохранилась. «Григорием Богословом» этого святителя назвали в 1771 г. составители Описи ветхого серебра согласно надписи, нанесенной поновителями в 1708 г. Не исключено, что в действительности здесь изображен Григорий Двоеслов. При сопоставлении «васильевских» икон с ферапонтовскими необходимо учитывать, что различие пропорций фигур (в ферапонтовском деисусе он более вытянуты) продиктовано значительными различиями внутренних размеров храмов, для которых эти два деисуса предназначались. В Успенских соборах Москвы и Владимира алтарная преграда располагалась гораздо дальше от прихожан, чем в Ферапонтове, где угол зрения резко увеличивался, и деисус воспринимался снизу вверх. Размеры фигур сокращались, что требовало от живописца соответствующего удлинения пропорций.