Пейзажную живопись середины - второй половины ХХ века трудно представить и понять без обращения к творчеству ведущих ленинградских художников. Особое место среди них принадлежит Николаю Ефимовичу Тимкову (1912-1993). Начиная с послевоенных выставок, как только речь заходит о пейзаже, одним из первых вспоминаем имя этого мастера. Ещё раньше была поразительная серия блокадных гуашей и акварелей краснофлотца Тимкова, принёсшая автору первую заслуженную известность.
Жизнь Тимкова удивительна и одновременно типична для своего времени. Она отразила важнейшие события ХХ века, вместила все этапы становления и развития ленинградской живописной школы от её первых и до последних шагов. Уже после смерти его имени и работам выпала новая миссия – изменить представление американского зрителя о русском искусстве середины и второй половины ХХ века, заново открыть для него живопись «социалистического реализма». Картины Тимкова находятся сегодня во многих художественных музеях и крупнейших частных собраниях США. Его называют ведущим «русским импрессионистом», одним из крупнейших живописцев второй половины ХХ века. О его творчестве на Западе пишут книги (1) (2).
Истоки этой истории жизни и творчества берут своё начало ровно сто лет назад, когда 12 августа 1912 года в посёлке Нахичеванские дачи под Ростовом-на-Дону в семье саратовских крестьян Ефима Егоровича Тимкова и Василисы Тимофеевны Аблязовой на свет появился пятый ребёнок. Родители перебрались на Дон ещё в 1892 году. Отец работал разнорабочим, в семье было четверо старших детей.
Тимкову шёл двенадцатый год, когда родители умерли. Заботу о нём взяли на себя старшие сестры. Они же первыми обратили внимание на способности Николая, купили ему альбом и краски и поощряли увлечение рисованием. В 1927 году, окончив 8 классов средней школы, Тимков поступил в Ростовское художественное училище. Его возглавлял тогда пейзажист А. С. Чиненов, ученик В. Д. Поленова и большой поклонник И. И. Левитана. Как знать, возможно, встреча с этим человеком пробудила глубокий интерес к пейзажу и в дальнейшем повлияла на выбор творческого пути Тимковым.
Окончив Ростовское училище, Тимков в 1931 году уехал в столицу чтобы продолжить образование. Вскоре там происходит его знакомство и сближение с Павлом Радимовым и другими московскими художниками АХР. Тимков работает в «Изогизе» чернорабочим, затем художником-оформителем в кооперативном товариществе «Всекохудожник». Одновременно занимается самообразованием в Третьяковской галерее и с упорством работает на пленэре, пользуясь время от времени доброжелательными советами известных художников С. В. Малютина и М. В. Нестерова.
В московской квартире Павла Радимова происходит первая встреча Тимкова с Исааком Бродским, сыгравшая большую роль в судьбе художника. О ней Тимков впоследствии оставит подробные воспоминания в книге, посвящённой памяти своего учителя (3). Посмотрев работы Тимкова, Бродский посоветовал ему ехать в Ленинград для продолжения учёбы.
В 1933 году Тимков вместе со своим земляком А. Лактионовым приехал в Ленинград и был принят на первый курс Института живописи, скульптуры и архитектуры Всероссийской Академии художеств. К тому времени её уже возглавлял Бродский, который в следующем году становится также директором ИЖСА. Тимков занимается у педагогов М. Д. Бернштейна, А. А. Рылова, А. М. Любимова, В. А. Серова. Помимо уже упоминавшегося А. Лактионова, его соучениками и ближайшими товарищами в годы учёбы были П. Белоусов, Ю. Непринцев, А. Яр-Кравченко, А. Можаев, П. Васильев, Г. Савинов, ставшие в будущем известными художниками. В 1939 году Тимков окончил институт по мастерской И. Бродского с присвоением звания художника живописи. Его дипломной работой стала картина «Выходной день за городом», соединившая в себе элементы пейзажа и бытового жанра.
Характерно, что сегодня мы знаем Бродского-художника прежде всего как портретиста и мастера большой картины, и в гораздо меньшей степени как тонкого пейзажиста. Тем показательнее, что именно мастерскую Бродского-педагога в 1939 году окончили, среди прочих, три молодых живописца, ставших впоследствии крупнейшими советскими пейзажистами. Это А. М. Грицай, Б. В. Щербаков и Н. Е. Тимков. Первые двое были ленинградцами, но в дальнейшем жили и работали в Москве, а Тимков навсегда связал свою жизнь с Ленинградом. Учитывая заслуги этих мастеров в развитии жанра, не будет преувеличением заметить, что советская пейзажная живопись середины ХХ века в значительной мере вышла из мастерской ученика И. Е. Репина и основоположника советской живописной ленинианы.
После института Тимков был призван на военную службу в Балтийский флот, которая продолжалась до 1946 года. В Великую Отечественную войну и блокаду он был среди защитников Ленинграда. В краткие посещения города Тимков создаёт в технике гуаши и акварели свою известную серию пейзажей, запечатлев в них образ блокадного Ленинграда. Среди них работы «На Неву за водой», «Зимой», «Весна» (все 1942), «Ленинград в день прорыва блокады», «На Неве» (обе 1943), «Баржи на Неве», «Набережные Невы» (обе 1944) и другие (в настоящее время в собрании Русского музея и Музея истории города).
В годы войны Тимков участвовал во всех ленинградских, в выставке «Героический фронт и тыл» в Третьяковской галерее в 1943 году, а также в создании самой большой за годы войны выставки «Героическая оборона Ленинграда», открытой в 1944 году в Соляном переулке и положившей начало легендарному Музею обороны Ленинграда. Тимков был награждён медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией». В 1943 году его приняли в члены Ленинградского Союза советских художников.
Годы спустя в начале 1960-х Тимков стал прототипом одного из героев картины «Матросы. 1942 год», написанной художником Г. А. Савиновым, служившим в войну вместе с Тимковым в Балтийском экипаже. Автор изобразил Тимкова в образе погружённого в свои мысли морского пехотинца в чёрном бушлате и белой каске. Картина хранится ныне в Ярославо-Ростовском художественном музее (4). Известны также многочисленные живописные, графические и скульптурные портреты Тимкова, созданные в 1950-1970 годы ленинградскими художниками, в том числе П. Д. Бучкиным, Н. Н. Бабасюком, А. А. Мурзиным, С. А. Ротницким, А. В. Можаевым и другими.
На Волге. 1953
В первый раз Тимков участвовал в выставке в 1929 году ещё студентом Ростовского художественного училища. В 1947, спустя год после демобилизации, в залах ЛССХ открылась первая персональная выставка его произведений, показанная затем в ленинградском Доме кино и в Доме искусств. Чтобы в полной мере оценить это событие, нужно помнить, что представляла собой жизнь ленинградских художников в первые послевоенные годы. Всё было проблемой: краски, кисти, холст, подрамники, мастерские, натура. Ещё действовали многие ограничения военного времени. Было трудно с заказами, порой жили буквально впроголодь, брались за любую оформительскую работу. Для большинства художников нелёгкой задачей было представить достойную работу на ежегодную общую выставку. А тут за год подготовлена персональная выставка! В этом проявились незаурядные качества Тимкова, которые в дальнейшем будут не раз отмечаться коллегами: необычайная работоспособность, непритязательность к внешним условиям, безраздельная преданность искусству, исключительно профессиональное отношение к ремеслу живописца.
С этого времени Тимков становится неизменным участником крупнейших ленинградских, республиканских и всесоюзных выставок. Формирование узнаваемого почерка художника происходило постепенно, с накоплением опыта, в процессе общения с коллегами и многочисленных поездок на Волгу и Дон, в Старую Ладогу, на Урал, работы в Выре и Рождественно под Ленинградом, на Академической даче. Уже зрелым мастером он посетил Италию, Англию, Францию, Югославию. Может показаться странным, но в творчестве Тимкова зарубежные поездки не оставили сколько-нибудь заметных следов даже в виде путевых этюдов и зарисовок. Увиденное современное искусство этих стран его разочаровало, красоты чужой природы оставили равнодушным, а уроки великих мастеров прошлого воспринимались сквозь призму задач, которые он сам себе определял как зрелый мастер.
Выра. 1956
Пока же в первое послевоенное десятилетие развитие живописной манеры Тимкова определялось взаимодействием двух линий. Первая проистекала из общих особенностей послевоенного искусства пейзажа и их преломления в творчестве художника. Вторая связывала Тимкова с предвоенными годами учёбы и заложенными ими представлениями, основанными на опыте русских пейзажистов XIX и начала ХХ века, а также советских пейзажистов 1920-30-х годов. Очевидно, что обе линии как взаимно дополняли друг друга, так и остро конфликтовали. Их баланс определял вектор развития и возможности выхода художника за круг задач, намеченных ещё в предвоенные годы.
Для перехода такого вдумчивого мастера, каким, несомненно, являлся Тимков, к новому качеству живописи требовалось не столько воздействие внешних факторов, сколько исчерпание возможностей для творческого развития в рамках прежних представлений. Пока же Тимков ещё находился под заметным влиянием своих учителей и ведущих русских пейзажистов прошлого и довольно комфортно ощущал себя в той живописной системе. Реальное пространство в его работах передавалось почти с иллюзорной точностью, их цветовая характеристика сдержанна, приближена к натуральной. В то же время в донских и волжских пейзажах Тимков стремился к охвату как можно большего пространства, к изображению множества ясно читаемых планов, что лежало в русле общей тенденции развития жанра этих лет. Среди известных произведений Тимкова этого периода работы «Уборка урожая» (1950), «Огни колхозной ГЭС», «Скоро жатва» (обе 1951), «Зимний пейзаж» (1952), «Донские дали» (1953), «Вечер на Дону», «На Дону» (обе 1954), «Тихая осень. На Дону», «Последний снег», «К весне» (все 1955), «Ветреный день», «Вечер» (обе 1956), «Лед идет», «Вечер на Волге» (обе 1957) и другие.
Август. Академичка. 1960
Критика чаще обращала внимание на этюды Тимкова. Среди них «Пейзаж» (1954), «Весенний пейзаж» (1955), «Выра», «Зимка» (оба 1956), «Белая ночь» (1957), «Последний луч», «К весне», «Осинки» (все 1958) и другие. В них ему удается передать остроту и свежесть непосредственного впечатления от общения с природой. Но этюд в те годы рассматривался лишь как подсобный материал для пейзажной картины, с её значительными размерами, непременным жанрово-повествовательным началом, с тщательным отбором и скрупулёзной проработкой деталей и выстроенностью композиции. Не удивительно поэтому, что на выставке 1957 года в ЛОСХе, показанной затем на родине в Ростове-на Дону, Тимков предстаёт, по мнению М. Эткинда, «одаренным и серьёзным профессионалом, развитие которого, однако, шло в русле эстетических постулатов и приемов, бытовавших в советской пейзажной живописи 1940-1950-х годов» (5).
И всё-таки в его работах уже ощущались незаурядная даровитость, редкое природное чувство цвета, был слышен искренний и уверенный собственный голос в выборе темы и раскрытии образа. Обращали на себя внимание усилившаяся декоративность живописи, обобщённость рисунка и формы, склонность к выстраиванию композиции вокруг крупных объёмов и плоскостей. По мнению М. Эткинда, этюды 1958-1959 годов, посвящённые зиме или ранней весне, уже свидетельствовали о переменах. Тимков всё больше доверяет этюду как полноправной форме живописи, позволяющей сказать о природе просто, но зато искренно и эмоционально. У мастеров «пейзажа настроения» - А. К. Саврасова и Ф. А. Васильева, И. И. Левитана и Л. В. Туржанского – он ценит теперь, прежде всего, обострённое лирическое чувство. Он идёт от повествования к поэтизации, от тщательного изображения виденного – к лирической наполненности и интимности выражения. Именно нарастанием лиризма отмечены его этюды начала 1960-х годов (6).
Пора сенокосная. 1963
Утро. 1963
Общеизвестно, что конец 1950-х стал поворотным периодом не только для Тимкова и многих других художников, но и для советского искусства в целом. Более ровное, эволюционное развитие в предшествующее десятилетие можно рассматривать как неизбежный этап восстановления, критических раздумий, накопления опыта и творческой энергии, подготовивший почву для глубоких перемен и обретения живописью нового облика и новых свойств. Важную роль при этом сыграли выставки и дискуссии, поездки по стране, работа на творческих базах в Старой Ладоге, на Академической даче, переосмысление художественного наследия крупнейших русских и европейских мастеров.
На рубеже 1950-1960-х годов в ленинградской пейзажной живописи сходные процессы происходили в творчестве Г. П. Татарникова, С. И. Осипова, В. И. Овчинникова, В. К. Тетерина, Н. Н. Галахова, А. М. Семёнова, П. Т. Фомина, В. Ф. Загонека, А. Н. Семёнова, И. И. Годлевского, В. В. Голубева и других художников. Конечно, обретение собственного стиля каждым из них имело свои индивидуальные особенности. Вместе с тем оно сопровождалось общим усилением стилистического разнообразия, заметным интересом к декоративности, эстетике русского модерна и импрессионистическому обогащению живописи.
В отношении Тимкова следует заметить, что свои творческие поиски он не прекращал вплоть до последних лет жизни, критически относясь ко многому из созданного им ранее. Такова особенность этого мастера. И всё же не будет преувеличением сказать, что свою узнаваемую манеру он обретает к середине 1960-х. В этом убеждает знакомство с произведениями тех лет, в том числе показанными на персональных выставках 1964 года в Ленинграде, Москве, Ярославле, Краснодаре, Ставрополе, Кисловодске, Ростове-на-Дону, Орджоникидзе, Нальчике, и в особенности на выставке 1976 года в Ленинграде в залах Ленинградского Союза художников.
Картины и этюды этого периода позволяют проследить очевидное развитие манеры художника от традиционного пленэрного письма в сторону импрессионистического обогащения и утончения колорита, усиления декоративности, общей лирической трактовки образа, стилизации и некоторой условности рисунка. Эти перемены не были данью изменчивой моде, к ней Тимков всегда оставался подчёркнуто равнодушен. Они были глубоко прочувствованы и приняты мастером, отражая особенности его дарования и личного миропонимания. На них обратил внимание известный художник А. Яр-Кравченко, соученик Тимкова по институту и мастерской И. Бродского, писавший о московской выставке 1964 года в «Советской культуре»: «Пейзажи Тимкова всегда окрашены лирическим чувством. Он умеет находить такие краски, такой свет, такие эмоции, которые придают его полотнам особую поэтическую настроенность. Когда я смотрю на пейзажи Тимкова, то всегда чувствую, с каким волнением художника-поэта он их создаёт» (7).
Поле. Первый снег. 1967
Торжок. 1968
Красочный диапазон работ Тимкова в 1960-е годы становится чрезвычайно широк, их колорит звонкий, декоративный, но не локальный, а тонко связанный с рельефом, с выразительными возможностями самой поверхности холста, фактуры, мазка. Эти новые качества его живописи ярко проявились во всех формах творчества - от большой картины-пейзажа до натурных этюдов малых форм. «Проникновенная любовь к природе, поэтическое её восприятие, умение найти прекрасное в любом, казалось бы, самом неприметном уголке — вот что наиболее характерно для этого мастера», - писала о пейзажах Тимкова одна из ленинградских газет (8). Среди этих работ «Вечер. Сиреневый час», «Начало весны», «Зеленеет» (все 1959), «Мартовское солнце», «Октябрь. Первый снег» (обе 1960), «Первый снег» (1961), «На реке Тезе», «Улица в Холуе», «Осенние вишни» (все 1962), «Февральская лазурь» (1963), «В марте» (1965), «Весна», «Золото осени», «Волхов. Последний снег» (все 1967), «Солнечный день», «Зима пришла» (обе 1968), «Русская зима. Иней» (1969), «Апрель», «Мстинское озеро», «В начале марта» (все 1971), «Июнь голубой», «Май. Черемуха цветет», «Ранней весной» (все 1972), «В снегах» (1973), «Переславль-Залесский. Даниловский монастырь» (1974), «Снежное поле», «Февраль» (обе 1975) и другие.
Русская зима. Иней. 1969
С начала 1960-х и до конца жизни большинство работ будет написано или задумано Тимковым в окрестностях деревни Валентиновка неподалеку от Вышнего Волочка. Отныне здесь располагалась, по выражению М. Эткинда, его главная пейзажная мастерская. В ней он работал ежегодно с апреля-мая по ноябрь, иногда и зимой, писал берега реки Мсты и Мстинского озера, близлежащие деревни Котчище, Большой и Малый Городок, Подол, Кишарино, Терпигорево.
Иван-чай. 1970
После успешной выставки 1976 года Тимков продолжал работать в Валентиновке, а также в своей городской мастерской, совершил поездки в Крым, Хосту, побывал во Франции и Югославии. Среди созданных в эти годы картин и этюдов выделяются «Первый Снег», «Осень» (обе 1977), «Торжок», «Идут дожди» (обе 1978), «Город Торжок. Зима», «Зимнее утро», «Летний вечер» (все 1980), «Весна» (1982), «Сумерки» (1983), «Крым» (1988), «Переславль-Залесский» (1992) и другие.
В 1982 году выставка Тимкова с успехом прошла в залах Московского дома художника на Кузнецком мосту, показанная затем в Военно-Воздушной академии имени Ю. А. Гагарина и в Звёздном городке. В 1987 году семидесятипятилетнему мастеру было присвоено почетное звание Заслуженного художника Российской Федерации. Последняя прижизненная выставка Тимкова прошла в 1993 году в тех же залах теперь уже Петербургского Союза художников, где в 1947 он показал первую выставку своих работ.
Скончался Николай Ефимович Тимков 25 декабря 1993 года на восемьдесят втором году жизни. Похоронен художник на Ковалевском кладбище Петербурга.
Вскоре после смерти Тимкова его творчество получило признание и вызвало большой интерес за рубежом. Выставки его произведений прошли в Сан-Франциско, Аспене, Нью-Йорке, Скотсдейле, Палм Бич, Вэйле, Вашингтоне и других городах США. Это принесло Тимкову широкую известность и славу «русского импрессиониста». Одним из первых советских художников и, возможно, первым пейзажистом, он был причислен на Западе к крупнейшим мастерам живописи ХХ века. С работ Тимкова для многих западных историков и любителей живописи началось новое открытие искусства советской эпохи середины и второй половины ХХ века. Западному зрителю, как прежде соотечественникам художника, не могла не передаться такая его страстная увлечённость жизнью природы, такое опьянение её красотой (9).
Академическая дача. 1972
На родине художника его работы хранятся в запасниках крупнейших собраний, включая Русский музей, Третьяковскую галерею, Эрмитаж. Однако искать их в постоянной экспозиции этих музеев сегодня бесполезно. За двадцать лет после смерти Тимкова так и не появилось книги о нём, не состоялось ни одной выставки его произведений. В новой демократической России творчество Тимкова, как и других близких ему по силе дарования советских живописцев, оказалось усилиями современных интерпретаторов истории отечественного искусства в своеобразной строго очерченной и ревностно охраняемой «зоне умолчания». О них, как о представителях «официального» искусства «тоталитарного режима», современная либеральная критика предпочитает высказываться негативно, обобщённо и снисходительно. Или не упоминать вовсе. Поскольку простой показ их работ способен легко разрушить завалы из полуправды и демагогии, старательно возводимые вокруг этого искусства, красноречивее любых слов сказать как о живописи послевоенных десятилетий, так и о проблемах сегодняшнего российского искусства. А таких невыгодных сравнений критики, обслуживающие «актуальное» искусство или так называемое «неофициальное» искусство советской эпохи, предпочитают всячески избегать.
Всё, что создавалось на протяжении десятков лет Тимковым и его современниками по Ленинградскому Союзу художников, никак не укладывается в схему о «подневольном» или ангажированном творчестве, задавленном идеологическим прессом. Образно выражаясь, Тимкова можно уподобить ключу к двери, за которой нас ожидает иное, неизвестное современному зрителю советское искусство. К двери, которую сегодня некоторым ну никак не хочется открывать.
Первый снег. 1980
В самом деле, нельзя по принуждению писать такие картины десятилетиями. Художнику, находящемуся в угнетённом состоянии духа, это тоже не по силам. С другой стороны, за своё «аполитичное» искусство Тимков не преследовался ни властью, ни руководством Союза, его нельзя объявить ни изгоем, ни оппозиционером, бежавшим в пейзаж из желания противопоставить себя и свои ценности серости «официального» искусства. Как и ведущие ленинградские портретисты, жанристы и исторические живописцы, Тимков имел заказы и закупки с выставок, гарантированную оплату, квартиру и просторную мастерскую № 67 на четвёртом этаже в Доме художников на Песочной набережной, за которую ежемесячно платил порядка шестнадцати рублей. Для сравнения единый месячный проездной билет на все виды городского транспорта стоил шесть рублей, а бутылка водки четыре рубля с копейками. Как и прочие члены Союза покупал краски, лаки, кисти, холст по льготным ценам, имел возможность подолгу почти бесплатно жить и работать в домах творчества художников в Старой Ладоге и на Академической даче, отдыхал в Гурзуфе и Хосте. Неоднократно бывал за границей. При этом никогда не состоял в партии, не избирался в руководящие органы ЛОСХа. Крепко попивал одно время. И неизменно участвовал своими пейзажами во всех крупнейших республиканских и всесоюзных выставках, проходя сито отбора самых взыскательных выставкомов.
Зададимся вопросом: как все эти факты совместить с навязываемым односторонним представлением о так называемом «официальном» искусстве? Ответ очевиден: прежде всего, с помощью замалчивания. Иначе, как метко было кем-то замечено, придётся признать, что в действительности всё было несколько не так, как на самом деле. И как зачастую это изображает «независимая» критика.
Крым. 1988
Могут возразить, мол, все куда прозаичнее. Что сегодня показывать попросту нечего, так как вскоре после смерти Тимкова (согласно существовавшему порядку, после смерти художника его мастерскую полагалось освободить в течение полугода) почти все его работы общим числом около тысячи были куплены у наследников и вывезены в США, где и началась планомерная «раскрутка» автора по всем законам «взрослого» артбизнеса. Поговаривают и о сумме в несколько десятков тысяч долларов, уплаченной за картины. Сегодня этих денег едва хватило бы на одну среднюю работу художника. Пишут и о генеральной доверенности на совершение всех действий в отношении творческого наследия Тимкова, якобы полученной от сына художника после кончины родителей (10).
На выставке «Время перемен. Искусство 1960-1985 в Советском Союзе» в 2006 году в Русском музее крупнейший ленинградский пейзажист второй половины ХХ века был представлен … картонкой размером 50 на 70 сантиметров. Могут возразить, что у музея в 1994 году не было средств на покупку картин умершего художника. Возможно. Но ведь и интереса не было. И нет. Он нашёлся за океаном, а тем временем собрание ГРМ целенаправленно пополнялось другим искусством.
Тем неожиданнее было обнаружить среди авторов статей о Тимкове в книгах, изданных в США, никогда ранее не писавших о нём А. Костеневича, А. Щедринского, а также А. Боровского, возглавляющего с 1989 года отдел новейших течений Русского музея и курирующего программы музея по репрезентации совершенно иного искусства. В частности, актуального искусства, в том числе проект «Музей Людвига в Русском музее», а также серию выставок современного западного искусства в ГРМ.
Как и любого художника на склоне лет, Тимкова беспокоило, как сложится после его ухода судьба картин, заполнивших мастерскую. Он тяжело переживал начало 1990-х, прекращение заказов и закупок работ, безденежье, угрозу лишиться мастерской из-за невозможности оплачивать её по рыночным ценам. В этих условиях неожиданная помощь пришла со стороны новых предприимчивых людей, занявшихся сбытом советской живописи на европейских аукционах. Дело оказалось необычайно выгодным. Купцы буквально выстраивались в очередь, обходя мастерские художников и скупая работы первоклассных мастеров 1950-1970-х годов по 30-100-200 долларов за штуку. От вида залежей живописи музейного уровня, накапливавшейся десятилетиями и вмиг ставшей доступной за бесценок, голова могла пойти кругом.
Поле. 1965
Эти деньги для художников в тот момент были как нельзя кстати. Купцов ждали, с ними старались заводить дружбу. Информацию об очередном приезде узнавали друг у друга, чтобы не упустить случая. Между художниками возникла своеобразная конкуренция за покупателя, поскольку желающих продать работы было много и денег на всех не хватало. Лишь единицы оказались в стороне от этого всеобщего помешательства. Одним из них был Тимков.
Своих работ он практически не продавал. Контактов с купцами намеренно избегал. О причинах можно лишь догадываться. Его большая мастерская была забита работами. Холсты стояли лицом к стене такими баррикадами, что добраться до дальних работ было совершенно невозможно. Десятки папок с картонами разных размеров. А ещё антресоли, куда вела крутая лестница. Там были почти исключительно работы 1950-х годов, к которым, как казалось, он потерял интерес. Продай он десяток-другой работ, даже сотню – это было бы даже незаметно глазом. Тут должно быть иное объяснение, и я определённо дать его не берусь.
Верно, что он готовился к своей юбилейной выставке и как любой художник, придерживал лучшие вещи. По словам Л. Митрохиной, Тимков перед выставкой, за несколько месяцев до своей кончины ей говорил, что ни одной картины не продал за границу, что он горд тем, что всё его творчество останется в России (11). На что-то же он рассчитывал? В нашу последнюю встречу глубокой осенью 1992 года мы говорили в его мастерской о предстоящей выставке и общих знакомых. Он только вернулся с Академической дачи и сетовал, что вот опять надо ехать, так как ему позвонили, что кто-то забрался в дом. Повальное воровство, тащат всё, вплоть до ложек и вилок. Такая вот жизнь настала. Довольно бестактно я поинтересовался, почему он не продаёт работ? Помолчав, он вместо прямого ответа заметил, что Ван Гог при жизни тоже не продал ни одной работы.
Как мне представляется, в Тимкове сочетались огромный жизненный опыт и проницательность с удивительной наивностью. К своим картинам он относился как к детям, судьбой которых был не вправе распоряжаться по своему усмотрению. Хотя и являлся их творцом. Свою миссию он видел в том, чтобы, пока жив и есть силы, заботиться о них, оберегать, хранить. А дальше как богу будет угодно. Он был верующим человеком. Тогда он казался мне талантливым чудаком. Сегодня я думаю о нём как о загадочной планете, которую мне посчастливилось наблюдать.
Следует напомнить о влиянии Тимкова на искусство пейзажа. Его авторитет, уроки, советы, общение в его мастерской, в совместных поездках или на творческих базах, наконец, сами его произведения способствовали становлению мастерства и выбору творческого пути многими ленинградскими пейзажистами. Среди них были В. И. Овчинников, Д. И. Маевский, И. Г. Савенко, И. М. Варичев, Н. Н. Брандт, Н. Н. Галахов, В. П. Кранц, И. И. Лавский и другие. Личность Тимкова и его творчество воспринимались современниками как зримое живое свидетельство преемственности в русском искусстве пейзажа, связи его нынешнего дня и современных художников с учителями и великими мастерами прошлого.
Поле. 1975
Своим ярким талантом и неизменной преданностью пейзажной живописи Тимков немало способствовал росту её авторитета среди ленинградских художников, особенно в 1950-1960 годы. Пожалуй, как никто другой в этот период, он показал неисчерпаемые возможности обновления в таком, казалось бы, традиционном жанре. При этом его поиски новых выразительных возможностей не отрицали накопленного опыта, а органично дополняли лучшее, наиболее ценное из освоенного им ранее. В этом с очевидностью проявлялась культура творчества, присущая ведущим представителям ленинградской школы, к числу которых принадлежал Николай Тимков.
Тимков был, если так можно выразиться, чистым пейзажистом. Его призванием стало воспевание красоты родной природы: волжских и донских просторов, средней и северной России. Присутствие человека в его картинах скорее мягко обозначено, нежели нарочито подчёркнуто. Как правило, это деревенские избы, фигурки людей, взятых в удалении и обозначенных двумя-тремя мазками. Почти нет внешних примет времени. В его холстах раз за разом воплощается живописными средствами идея о жизни в гармонии с миром природы, в её несуетном измерении. При этом он оставался абсолютно современным художником, будь то живописно-пластические, сюжетно-тематические или композиционные особенности его живописи. При первом взгляде на его картины или этюды понимаешь, к какому времени они принадлежат.
Каждая, даже самая маленькая работа Тимкова удивляет найденными новыми ходами. Его способность знакомый мотив всякий раз увидеть по-новому, веровать в неповторимую красоту каждого серенького дня – особенность искусства пейзажа очень национальная, русская, и потому трогает до глубины души. Цвет в его работах никогда не переходит в краску, декоративность не заслоняет живой трепетной красоты природы и не превращается в самоцель. Не менее важной особенностью таланта Тимкова является присущее ему редкое качество картинного видения. К написанию любого этюда Тимков подходил, стремясь прежде увидеть его как картину. Потому-то почти каждая его работа неизменно воспринимается как целостная картина мира, а не только фиксация мимолётного состояния в природе. Будь то выпавший к утру первый снег, или весенний ручей, проснувшийся под лучами апрельского солнца.
Не в пример многим современникам, судьба основной части художественного наследия Николая Ефимовича Тимкова сложилась вполне благополучно. Не могу, конечно, утверждать, но верю, что осуществится со временем и заветная мечта художника и его лучшие работы, оказавшиеся на чужбине, возвратятся в Россию. Когда мы будем к этому готовы.
Примечания
1. The Seasons of Timkov. Master Russian Impressionist. The Pushkin Collection, 1998.
2. Akademichka. The Academic Dacha through the eyes of Nikolai Timkov. The Pushkin Group and the Timkov Collection, 1999.
3. Памяти И. И. Бродского. Воспоминания. Документы. Письма. Л., Художник РСФСР, 1959. С.173.
4. Леонова Н. Г. Глеб Александрович Савинов. Л., Художник РСФСР, 1988. C.74-75.
5. Николай Ефимович Тимков. Выставка произведений. Каталог // Автор вступ. ст. и состав. М. Эткинд. Л., Художник РСФСР, 1975. С.4.
6. Там же, С.4.
7. А. Яр-Кравченко. С открытой душой // Советская культура. 1964, 21 мая.
8. Работы двух художников // Вечерний Ленинград. 1964, 16 марта.
9. 5. Николай Ефимович Тимков. Выставка произведений. Каталог // Автор вступ. ст. и состав. М. Эткинд. Л., Художник РСФСР, 1975. С.5.
10. Митрохина Л. Н. Мой Тимков // Петербургские искусствоведческие тетради. Вып. 7. СПб, 2006. С.54.
11. Там же, С.52.