Владимир Солдатов. Исповедь Розы. Театральный эскиз (компьютерная графика).

Чем отличаются воспоминания от исповеди?

Со сцены Московского театра «Сфера» зритель услышал «Исповедь розы» поставленной по автобиографической прозе жены писателя Антуана де Сент-Экзюпери - Консуэло Сунсин «Воспоминания розы» (пост. и инсценировка – Екатерина Еланская). Эта женщина стала прототипом Цветка в «Маленьком Принце», ее ум и талант художницы ценила целая плеяда мастеров пера и кисти: П.Пикассо, М.Метерлинк, С.Дали, А.Моруа, А.Бретон, Х.Миро... «Маленький сальвадорский вулкан», как называли ее друзья, выплескивал горящую лаву чувств на свой объект любви и поклонения - на Антуана де Сент-Экзюпери. Это был раскаленный роман латиноамериканки и француза. Роман Цветка и Летчика.

Уже по интонации Консуэло (арт. – Ирина Сидорова) понимаешь, что «сотканный плащ из Любви» согревал не полностью - тернии отношений царапали и ранили обоих супругов, превращая жизнь в «шелк и шипы». Вот камертон спектакля – чувство ранимости. Острота шипов и уязвимость лепестков. В Консуэло И.Сидоровой бурлит и клокочет не страсть, а всепоглощающая восторженность, да еще горькое недоумение от измен, которые солью растворялись в бездонном море любви. Чтобы придать воде вкус. В окружении такого чувства герою, пилоту, мужу, писателю Сент-Эксу (Андрей Смиранин) и сложнее, и одновременно проще – восторженная любовь жены ему не всегда была понятна, как, например, в эпизоде с рисунком, где он – клоун откровенно не знающий, что ему делать со своим «очень гордым цветком» с Консуэло. Для летчика-писателя важно недосягаемое пространство: небо да творческая фантазия, где можно мечтать и парить, а жизнь, к сожалению, заставляет мириться с вечным уделом технических аварий машины (например, в Гватемале) и жизненных катастроф (физическими травмами, человеческими расставаниями).

Фрагментарные вспышки памяти рождают экзистенциальные моменты спектакля.

Жизнь в затягивающей воронке отношений. Нерв экспрессии. Слабо звенящие аккорды молоточков-колокольчиков («К Элоизе»). Воспоминание об измене. Воспоминание о больнице и расставании («Снег идет» Сальваторе Адамо). Рядом словно в античном «хороводе» кружат соперники верности: и слегка дразнящая «Эгерия» (Нелли Шмелева), и «приземленный» Майор (Алексей Суренский).

Кругом сны и сказки. Волшебство и красота. Шипы и розы. Огоньки и ветерок. Шеренга волшебных героев и героинь в шляпах со свечами, окутанные легкой тканью сказочные духи-оборотни, держащие в руках белые лилии. И, конечно же, дети – эти Маленькие принцы нашей жизни.

Еланская напряженно сталкивает прекрасную сказку и повседневность, - романтику с малопривлекательным реализмом.
Весомо дополняют спектакль «игровые» визуальные штрихи сценографической полифонии, где работа художника Владимира Солдатова позволяет прочитывать и трактовать самые тонкие смысловые глубины спектакля. По центру - перекрестия зеркальной поверхности с выступающей крестообразной формой. Эта возвышающаяся плоскость вначале становится крестом благословляющим, затем образует экран, отражающий небеса с облаками, и, превращаясь постепенно в крест жизни (как метафора ноши) проходит череду метаморфоз, чтобы к финалу застыть рельефом надгробия и символом памяти. Одновременно это и условное исповедальное место, где рядом тумба с зажженными свечами, а библейские образы и сюжеты на стенах, словно подсвеченные витражи в храме или иконы, образующие некий печальный иконостас страстей. Порой действие происходит между небом и землей – в Храме Любви, но разбросанные вокруг возвышения-креста такие простые вещи как книги, лилии, ведро-кадушка с водой, бутылка шампанского на ковровом покрытии, очень напоминающем белый песок, отсылают эмоции зрителя к быту жизни – этой весьма жестокой прозе.

В контрапункт со сценографией на равных «играют» совмещения / контрасты цветопластики и фактуры костюмов (худож. по костюмам – Ольга Хлебникова). Мерцающие переливы розово-перламутрового шелка (платье Консуэло) и потертость серо-черной кожи (костюм Сент-Экса) дополнены «нелепыми» синими ленточками, вплетенными в косицы героини, словно кусочки неба, напоминающие о времени детства с его широтой восприятия жизни, с радостью грез и голубыми мечтами.

Но синие ленточки лишь штрих нежности, героиня спектакля сильная женщина. В какой-то момент, кажется, что режиссер за рассказом Консуэло говорит и о своей судьбе, превращая личные раздумья в краткие философские этюды о нелегких и возвышенных мгновениях, вспоминая о нелегкой участи жен, вынужденных делить ложе Жизни со Славой, мириться с увлеченностями любимого человека, выплывать из огромного океана поклонения, пытаясь сопротивляться либо учиться прощать. Существование двух сильных личностей как два грозовых облака, между ними всегда вспыхивают разряды, здесь нет места для ясного неба и невозможны безоблачные времена. Однако, где граница перемирия, и до какой степени можно безоговорочно прощать друг другу, возводя надежду в фантастическую степень?

Так чем же отличается исповедь от воспоминаний? Почему режиссер облекла голос Прошлого почти в процедуру покаяния? Вспоминать можно в любом месте и в любой житейской ситуации, то, приукрашивая, то, ретушируя факты. Воспоминания расплывчаты и комплиментарны. Мемуары это прилив эмоций, всплывшая в памяти череда ретро-событий... Исповедь же не терпит самообмана. Ее кардинальное отличие – точное место, точное время, подлинность поступка, но главное - жестокость нахлынувшей правды.

P.S. Спустя несколько дней после спектакля я оказалась в зале «Оливье» (ПRОЕКТ_FАБRИКА) на выставке "За пределами тела", проводимой итальянским Институтом Гаруццо визуальных искусств (IGAV) в рамках Московской международной Биеннале молодого искусства "Стой! Кто идет?". Среди скульптур и инсталляций художественный проект Доменико Боррелли «Исповедальня», сотворенный из парафина, неожиданно напомнил сценическую «Исповедь Розы»... У стены перед прорезью небольшого окошечка стоит на коленях мужчина, опустив голову. Смысл обнажения красноречив, однако здесь показательна скорее «строительная» материя, парафин! – при нагревании и человек и стена превратятся в оплывшую бесформенную парафиновую массу. И все же, пожалуй, жару горящего сердца исповедь необходима, - ведь пережитые чувства невольно осмысливаются. Автор проекта утверждает, что "окно - для Бога". А когда ему заглянуть в человеческую душу определяет Время.