«ДРУГАЯ» РОМАНТИКА НИКОЛАЯ БАБИНА
В конце двадцатого века «другая Россия»,
то есть страна тихих углов и маргинальных личностей,
стала родиной нескольких больших мастеров живописи и графики.
Им воздадут должное раньше или позже.
А. Якимович
Творческое наследие Николая Бабина невелико. Исследователям известны двадцать картин и большое число эскизов, рисунков, набросков, значительная часть которых хранится в семье художника в Омске. Картины Бабина экспонировались в Калининграде, Таллинне, Москве, его персональные выставки прошли в Омске, Ереване и Новосибирске, его работы хранятся в частных коллекциях Германии, России, США, Франции.
Николай Александрович Бабин родился в Омске в 1948 году, занимался в Детской художественной школе № 1, в 1969-м окончил Ярославское художественное училище. В начале 1970-х жил в Прибалтике. В родной город он вернулся в 1976 году, а в 1982-м художника не стало. Судьба отмерила Николаю Бабину короткий срок жизни (33 года). Он не оставил ни устных, ни письменных объяснений своим картинам. Нам остается только догадываться о том, какие внутренние причины побудили художника к их созданию.
Николай Бабин принадлежит поколению, вступившему в художественную жизнь в конце 1960-х – начале 1970-х годов, когда вместе с крушением многих общественных иллюзий формировалось мировоззрение, ценящее неповторимость индивидуальной авторской интонации, художественной концепции. Молодые художники создавали новые миры, не имеющие прямого отношения к реально существующему. Они отступали от жизнеподобия, утверждая иные способы познания, прежде всего, опираясь на интуицию. Миру житейской прозы они противопоставляли искусство как сферу прекрасного по преимуществу. От модерна наследовалась ориентация на возвышенно-прекрасное, которое призвано было, по словам Врубеля, «будить от мелочей будничного».
Информация в то время была в основном «библиотечной», и культура понималась как спрессованное время, в котором сплелись все стили и направления. Приобщение к культуре прошлого приводило к стилизации. Идейной основой для соединения разнородных, разновременных пластов была для Бабина мысль о глубинном единстве и непрерывности европейской художественной традиции. Ведь его любимые художники – Эль Греко, Жерико, Врубель – умели сплавлять разнородные веяния в органическое целое. Во время учебы в Ярославле Н. Бабин так же близко воспринял традиции отечественного средневековья, поскольку ориентация на духовное содержание была главной задачей древнерусского искусства.
В искусстве 1970-х ностальгическое отношение к прошлому казалось естественным, ибо в нем преодолевался разрыв между реальностью и грезами, «явью житейской были и славой о былом», между представлениями о внутренней свободе выбора и действительностью «эпохи застоя». Критики употребляют для обозначения этого явления парадоксальное на первый взгляд словосочетание: «авангардный арьергард» (Брилинг Н., Кусков С.). Это было искусство символического типа, акцентирующее духовное содержание. Метафизика проявилась не столько в стилистике, сколько в стремлении открыть глубинную взаимосвязь всего со всем, потаенную целостность бытия, пластически выявить универсальные силы и энергии. Конкретные исторические стили представлялись лишь разными принципами оформления идеи вечной красоты. Это была красота «вообще», образ прекрасного мира вне и помимо каких-либо определенных предметов. Результатом стала размытость стиля и жанровых границ, полифония языков, усложненная символика.
Искусство романтиков, особенно литература, оказали большое влияние на формирование личности Николая Бабина. От романтизма в нем признание первенства воображения перед фактом реальности. Вымышленное прошлое, отсылающее к полусказочным мирам, часто окрашено в его произведениях поэтикой сновидения. В тематике очевидна близость к европейскому романтизму в его драматизированном (Жерико) и христианизированном (немецкий романтизм) вариантах. Не случайно часто встречается у него тема судьбы и избранничества. Ретроспекции пронизывают творческий метод Н. Бабина на всех уровнях. Многообразно использованы им мотивы искусства средневековья. Самым существенным представляется принцип декоративно-плоскостного построения композиции. Миниатюры, иконы, шпалеры, чаще опосредованно, через книги по истории искусства, служат образцом многослойного пространства. Гравюры западноевропейских художников повлияли на формирование его графического стиля в целом. Он свободно черпает из сокровищницы мировой культуры, пользуясь художественным языком любимых им эпох и стран, как своим собственным.
Используя все возможные средства, художник пытается воссоздать ушедшее как бы «по воспоминаниям», оставляя их неполными, собирая обломки «утраченного времени». Возникают в призрачном отдалении искаженные временем странные образы: мегалитическая архитектура, фрагменты триумфальных арок, руины старинных замков, заброшенные дома… Автор словно путешествует во времени, погружаясь в мир, созданный его воображением, не пропуская ни одной детали или мелочи. Узнаваемые культурные архетипы при этом не поддаются однозначному истолкованию. Как видим, весь набор образных характеристик и выразительных средств позволяет нам говорить, что постмодернизм 1980-1990-годов имел своего предтечу уже в 1970-е годы.
Ко времени окончания Ярославского художественного училища определилась манера работы Н. Бабина – утонченная, с усложненной образной структурой, уходящей корнями в многоассоциативный мир поэзии и музыки. Юношеские книжные увлечения сочетались у Н. Бабина с музыкальными пристрастиями. Музыка открывает человеку «неведомое царство», уносит его «в мир фантазии и неопределенных чувств». Картины Бабина оказываются сопоставимы с музыкальными произведениями и по настроению, и по характеру воздействия. В самом утверждении темы музыки как главной – отзвук той ее абсолютизации, которая была присуща романтикам.
Образному строю картин соответствовала применяемая художником смешанная техника: масло, темпера, акварель по левкасу на деревянной основе Она сама по себе отсылала к древнерусской традиции и требовала особой филигранности. Своеобразие работ Бабина заключается в органичном соединении элементов живописи и графики. Художественный язык его произведений отличает, с одной стороны, свойственные живописи масштабность и картинность изображения, выписанность деталей, тональная разработка цвета, с другой – чисто графические приемы: свободное сочетание частей композиции с калейдоскопом предметов, фигур, деталей, острота и стилизация очертаний предметов, филигранная техника исполнения.
Ранние работы Бабина – «Говорите тише», «Эолова арфа», «На дне зеркала» (1969), еще монохромные и графичные, говорят о сложившемся творческом методе их автора. Слияние натюрморта, интерьера, пейзажа образует своеобразный тип композиции. Все ее части одинаково важны. Предметы, взятые из обыденной жизни, волею художника превращаются в фантастическое, сказочное «зазеркалье». Подвижные, легкие фигурки, населяющие «картинный мир», одухотворяют его. Н. Бабин относится к тем редким дарованиям, которые умеют сочинять именно «картинный мир» – мир искусства, где реальное и ирреальное сосуществуют. Картины становятся выражением целого космоса природы и человека. Тем самым, одна из коренных проблем в истории искусства получает в работах Бабина свое преломление через изображение причудливого, загадочно-сумеречного мира, пронизанного светлыми лучами красоты и гармонии.
Если, отвернувшись от реального мира, предаться воспоминаниям, то происходит растяжение, разрастание пространства. У романтиков пространство приобретает способность сужаться и расширяться до бесконечности, обнаруживая свои «внутренние» динамические качества. Пространство Бабина являет собой совокупность отдельных микропространств, но в нем не ощущается механического совмещения множеств. Они плавно перетекают, и слияния почти неразличимы. Картина сливает их в некое фантастически-гротескное единство.
Центральным образом поэтики художников неоромантического толка становится поток жизни, понимаемой не как исторически данный фрагмент времени, но как бытие в целом. Ритм композиции, структура форм внутри нее, направление линий заставляют глаз зрителя совершать все новые и новые движения по плоскости картины. Возникает впечатление бесконечности, вечно длящегося потока времени. Переходы из реальности в сны и грезы вместе с причудливыми зеркальными отражениями дополняют эффект загадочно-заманчивого пространства, таящего в себе секреты и парадоксы. Пространство внешнего и внутреннего мира соединяется. Формы дробятся. За стеклянной сеткой окна открывается новое пространство: ажурные решетки, прозрачные перегородки, причудливые растительные узоры, гладь водоемов. Повторяющийся в зеркале фрагмент интерьера или удвоение того или иного мотива – пространственная игра, приобретающая фантастический, иррациональный характер.
Пытаясь проникнуть в таинственный мир подсознания, художник передает порой неуловимые оттенки настроения: легкую грусть, душевное волнение, ожидание, предчувствие чего-то. Интуиция позволяет ему видеть то, что не поддается рациональному, логическому осмыслению. В то же время, в тревожной одушевленности предметов ощущается сильное драматическое переживание окружающего мира, стремление создавать собственный, напряженно-таинственный мир образов. Все пронизано токами эмоционально-психологических притяжений и отталкиваний, а предмет утрачивает определенность, порой впуская пространство внутрь себя. Иррациональность сказывается и в нарушении привычных представлений о пространстве: в смещении координат, совмещении противоположностей, сопоставлении несопоставимого. Не случайно исследователи говорят о том, что Н. Бабин вобрал в себя традиции космизма древнерусской культуры и дух западного сюрреализма.
Одним из любимых образов художника был Дон Кихот. Вечным странником, устремленным в будущее, предстает он на картине «Дон Кихот» (1973). В одной руке рыцаря книга, в другой – щит. На штандарте профиль Прекрасной дамы. Отрешенное благородное лицо идальго заставляет вспомнить портреты Эль Греко. Фигура всадника горделива, изящна и бесплотна. Славный Росинант, закованный в панцирь, напоминает деревянную игрушечную лошадку. Рядом, на первом плане, изображены двое молодых людей. Они мчатся в том же направлении на мотоцикле, современном варианте коня. Условность – обязательное правило художественного метода Н. Бабина. Нарушая инерцию восприятия, он будит воображение и мысли зрителя. Всадник на тонконогом коне и глядящие на него молодые люди находятся в одной пространственной среде. Они проносятся над шумом и сутолокой повседневности. С высоты их полета кажутся крошечными одинокие камни – мегалиты, олицетворяющие прошлое человечества. Соединение нескольких точек зрения придает композиции остроту и динамичность. Впечатление парения над землей создают диагональная направленность центральной группы: от штандарта рыцаря к распластанной и гибкой фигуре коня, и развевающийся плащ Дон Кихота, напоминающий крылья. Неустойчивость диагонали уравновешивается четким ритмом арочных проемов моста в глубине картины. Разновременные события соединяются в одном изобразительном поле. Приметы современной жизни даны на фоне большой истории человечества. Реальные и конкретные черты нашего времени – техника, всевозможные механизмы, предметы быта – и исторические аксессуары объединяются в новом контексте. Они все дематериализуются, становятся символами, знаками. Условная яркая цветовая гамма, пронизанная светом, подкрепляет это ощущение.
Продолжением темы является картина «Мой дедушка – Дон Кихот» (1973). Старый, физически немощный человек в пенсне, приподнимаясь из-за стола, замер в неловком положении. Облаченный в доспехи, сохраняющий благородство и достоинство рыцаря, он поднимает бокал в честь Прекрасной Дамы. Ее застывшее, надменное, когда-то прекрасное лицо словно выплывает из тумана прошлого, из глубин памяти. Такого Дон Кихота у Сервантеса не было. Он – плод фантазии художника. И, вместе с тем, он был бы таким: верным себе, своим идеалам, своему прошлому – вопреки всем жизненным испытаниям. Слова И.С. Тургенева о Дон Кихоте – «если бы не было таких людей, то закрылась бы книга истории и в ней нечего было бы читать» – в полной мере относясь к герою Н. Бабина, роднят его с истинными романтическими образами.
Неоромантическая культурная традиция почти всегда обращается к мифологизации, преображению реальности. Черты мифологической обобщенности присущи как персонажам, пришедшим из мифов, так и современникам автора. Двуединство физического и духовного начала ощутимо во всем мире образов Бабина. Персонажи мыслимы одновременно в двух мирах: реальном и мифическом. Обитатели его пространства-времени (Саломея, Птица Сирин) связывают между собою миры, объединяют их в некое умозрительное единство. Часто двухипостасность образов носит буквальный характер – женщины-птицы, кентаврессы, двуликий Янус. Они существуют вне конкретного времени и символизируют тем самым мысль о целостности сущего.
Сегодня мы с уверенностью можем говорить, что Николай Бабин опередил свое время. Античная мифология, библейский сюжет, славянская легенда, русская история предстают в работах Бабина в новой интерпретации. В 1973-1974 годы художник работал над картиной «Саломея», отталкиваясь от традиции символизма и модерна, в частности, творчества Берн-Джонса. Однако, в решении данного сюжета художник нашел новые выразительные приемы, которые позволяют иначе взглянуть на извечные нравственные проблемы. Совершенная, точеная фигура Саломеи лишена мягкой женственности и теплоты. Саломея выступает как фея мрака, как его таинственная сила. Хотя автор только частично обозначает ее воинское облачение, героиня словно закована в замораживающе холодный и сверкающий панцирь отчуждения. Ослепительно-прекрасная оболочка и бездушная жестокая суть. Лицо Саломеи скрыто под черным покрывалом. Художник не конкретизирует ее облик: зло и равнодушие так многолики, но порой так привлекательны внешне. Не случайно в неоромантическом искусстве часто встречается мотив зеркала, связанный с идеей «двоемирия». Образ зеркала возникает в искусстве тогда, когда оно обращается к субъективности, к внутреннему миру человеческого «я».
В картине «Сизиф, сын Эола» (1973-1974) Николай Бабин воспользовался широким кругом ассоциаций Метафоричен громоздкий, причудливый, мрачный дом, вызывающий ощущение дисгармоничности современного мира. Застывшая вдалеке гигантская фигура – своеобразный памятник Сизифу, герою-богоборцу, противостоящему своей изворотливостью воле богов. Он обречен всю жизнь вкатывать в гору тяжелый камень. Очевидно, бесконечное восхождение и напряжение сил героя близки автору. Это то, что Андрей Платонов назвал «способностью одолевать, срабатывать каменное горе, встающее на жизненном пути». И напрасно старуха – символ воинствующего ханжества и мракобесия, поучая героя картины, пророчествует, «каркает». Художник так и не научился жить в обывательском понимании этого слова, не прекратил писать такие «странные и непонятные картинки». Подобно своему любимому герою Дон Кихоту, он не отступил от своих идеалов, образов и суждений.
Используя знакомые мифологемы прошлого, Бабин придает совершенно новое звучание, усиливая в них определенные моменты, знакомые человеку второй половины ХХ века. «Тройка» (1973) – композиция, навеянная русской историей времен Гражданской войны, возможно преломленной через произведения М. Булгакова. Странная тройка – своеобразный символ России – мчится в головокружительном вихре мимо зрителя, но место коренного в ней занимает человек в форме офицера белой армии. Изломанные стволы деревьев, покосившиеся кресты, снежные вихри заполняют пространство картины, придавая ему особую динамику. Этот ураган захватывает и увлекает за собой старинные русские соборы, внося разрушающее начало в жизнь когда-то тихих губернских городов. На переднем плане вновь оказывается аллегорическая фигура старухи-вороны, предсказывающей неотвратимость катастрофы и гибели.
Предметы возникают как сгущения среды как знаки. Каждый предмет индивидуален и характерен. Он имеет свою тему. Голос каждого мотива – вплетается в полифонию картины. Герои вовлечены в круговорот событий и обстоятельств, они неустанно сражаются, действуют, не смиряясь с навязываемыми условиями. При всем своем разнообразии герои объединены одним общим качеством – они всегда выступают как носители духовности, символизирующей как светлое, так и отрицательное, демоническое начало.
Искусство 1970-х – это принципиально новое художественное видение, характерными чертами которого называют четкое конструирование мира, обобщенность образов, сложную символичность, полемически заостренную ориентацию на классику. Единая стилистическая линия стала невозможной. Художник свободно перемещается из одного стиля в другой. Черты общности – интеллектуализм, ретроспективизм, а также конкретность, тщательность изображения. По словам критики, искусство молодых художников 1970-х сближается с общемировым процессом смены пластического мышления концептуальным. Произведение перестало быть замкнутым в себе пластическим целым. Его целью, смыслом, формой бытия становится не структура, а духовный контекст.
Искусство 1970-х – это и стремление нащупать второй, духовный, не выходящий наружу слой реальности, и своеобразное самоопределение личности, потребность в самостоятельном установлении системы ценностей. В силу этого, возникает потребность в искусстве философском. «Юродивые» (1973) – переведенная в зримые образы философская притча о смысле человеческого существования и деятельности, о мученичестве и фарисействе. Две центральные фигуры с атрибутами книжных знаний, идеологии и символами власти закованы в одну колодку, которая, в сущности, оказывается не закрытой. Все детали этой картины имеют символический подтекст – и грибы-поганки, выросшие на страницах книги, и раскрытый замок, и потухшая свеча на наковальне...
Творчество Н. Бабина принципиально обращено к миру идей и представлений, до него кристаллизованных в образах и формах искусства. Преобразование натуры в нечто сказочное и фантастическое – составляет существенную особенность стиля модерн. Как и у Врубеля, метод работы Бабина может быть назван «сочинением по воображению». В картине «Адам и Ева» (1975) в хаосе и зыбкости изображения мы узнаем силуэты руин древних триумфальных арок со скульптурными фигурками, украшающими остатки былого величия. Там же, вдалеке, среди безграничного пространства земли – одинокие точки мегалитов. Из центра, словно разрывая мир на части, надвигается на нас паровоз – символ индустриальной эпохи. Очертания и детали машины растворены в тумане, однако, это «странное создание огнедышащей породы» легко узнаваемо. Столкновение старого и нового, разрушение и созидание – вечные составляющие движущегося мира. В то же время, произведение становится образной констатацией хаоса жизни. Здесь проявился несомненный композиционный дар художника. Смысловую компоненту он вынес на первый план. Красивые тонкие пальцы Евы протягивают сильной и гибкой руке Адама яблоко – плод древа познания. Автор показывает нам только руки, но сразу затихает шум, грохот, лязг и скрежет паровоза, устанавливается пронзительная тишина, в которой навечно замирает этот прекрасный и эмоциональный порыв. Прием «говорящей» детали, подмена целого фрагментом, а также «спрессованное» пространство картины, вбирающее в себя разные предметно-временные пласты, позволяют художнику добиться емкого и глубокого образа. Серебристо-белая цветовая гамма дополняет впечатление его символического звучания. Движение мысли и чувства художника становится главным содержанием его произведений.
Принципиальной для понимания творческого и нравственного кредо художника является одна из последних его работ – «Птица Сирин» (1976). Известно, что образ райской птицы-девы восходит к древнегреческим сиренам. В русских духовных стихах сирины, спускаясь из рая на землю, зачаровывают людей своим пением. В этом образе воплотилось представление о совершенных существах, которым открыты небесные просторы и глубины мудрости. В них отразилось и старинное предание о древе жизни, на ветвях которого птицы свили свои гнезда. Используя все тот же прием исторических напластований в пределах одной композиции, живописец поместил сказочное, таинственное существо в наше жизненное пространство – в прямоугольник двора современного дома. Автор использовал необычную точку зрения, показывая стремительно уходящий ввысь фасад с редкими оконными проемами. Крохотные человеческие фигурки, данные в резком ракурсе, изогнувшись, обращаются к этому странному явлению. Сирин спускает ладью, своеобразный «Ноев ковчег» с храмами Ростова Великого – символом духовности, созвучном исканиям другого русского художника, Андрея Тарковского. Старинная сказка проникает в наш мир, напоминает о себе, тревожит нас, пробиваясь сквозь замкнутость и изолированность современности. Прошлое в картине художника – не застывшее, не холодное, оно – живое и активное настоящее, притягивающее, кристаллизирующее в себе высокий нравственный идеал.
В картинах Бабина нет классической ясности и покоя. Они – порождение своего времени с его противоречиями, проблемами, интеллектуализмом. Использование разномасштабных изображений и разных точек зрения, фрагментарность, наплывающие друг на друга пространственные зоны создают своеобразное, как бы вращающееся картинное пространство. Особая острота переживания действительности и средств их художественного воплощения позволяют отнести творчество Н. Бабина к экспрессивному направлению, которое объединило на рубеже 1960-1970-х годов многих советских художников среднего и молодого поколения. При всей уникальности картин Н. Бабина в них есть определенные точки соприкосновения с творчеством других авторов. Их объединяет подробное изобразительное повествование, предметная перенасыщенность, острота и стилизация образов, «отчуждение духовного начала от трезвой материальности предмета», а также смысловая многомерность, неоднозначность авторских суждений и эстетических оценок.
Следует особо указать на эволюцию цвета в картинах художника, изысканного и светоносного, лишенного тяжести. Если ранние работы почти монохромны, то в последующих, начиная с «Дон Кихота», цвет активен, ему придана эмоционально-выразительная роль при сохранении графического начала. Художника увлекает острота рисунка, замысловатая игра линий, выразительность силуэта, что в сочетании с отточенной филигранной техникой живописи по левкасу превращает картину в изысканно сработанное творение.
Проведенный, далеко не полный, анализ творчества Бабина позволяет сделать вывод: его произведения строятся по принципу, характерному для современного искусства – картина как открытая система, замыкающаяся на зрителе. Художник не столько решает, сколько ставит проблему, требующую от зрителя напряженного осмысления. Затрудненность восприятия картин Бабина, в чем его часто упрекали, есть отражение процесса интеллектуализации не только художественного творчества, но и восприятия современной живописи. Художник соединяет несоединимое, разрывает привычные ассоциации и оставляет зрителю такую же свободу в истолковании увиденного. В его творчестве особенно остро ощущается линия преемственности культурных эпох, и вместе с тем, проявляется главный закон авангарда – постоянное обновление художественных идей и формального языка. В поздних работах нарастает экспрессия, ирония, усиливается гротеск, искажающий изящные художественные формы, вносящий в образ подчеркнуто драматическое начало. Таким образом, в основе самостоятельной творческой концепции Бабина лежит интеллектуальное начало и высокий гуманизм, утверждение духовных сил и ценностей через напряженное осмысление человеческого бытия.
Несмотря на очень короткий срок, отпущенный ему, Николай Бабин сумел создать неповторимый мир образов, вобравший в себя сложный, беспокойный дух времени. Его картины обладают вечно завораживающей силой искусства и неувядающей человеческой ценностью.
Бабикова Т. «Другая» романтика Николая Бабина // Искусство в современном мире. Сборник статей. Вып.4. М.: Памятники исторической мысли, 2011. – С. 167-175.