Летопись времени
У первого в Дагестане фотожурналиста и фотохудожника Амина Чутуева при жизни не было персональной выставки. Она открылась в Музее истории города Махачкалы в 2010 году – к столетию мастера. Большинство снимков, датируемых 1920-1960-ми годами, тщательно отобранных Камилем Аминовичем Чутуевым в течение нескольких лет, тогда впервые были не то что показаны широкой публике, но вообще напечатаны. И это лишь малая часть огромного архива, который еще предстоит исследовать.
Камиль Чутуев – продолжатель этой блестящей династии фотохудожников и фотодокументалистов, напротив, выставляется активно. Его работы хорошо известны и специалистам, и досужим посетителям, они узнаваемы и любимы. Вообще открывать выставку Чутуева – беспроигрышный вариант: на вернисаже гарантирован аншлаг, а в прессе – положительные рецензии. И хотя фотовыставки в Махачкале проходят чуть ли не каждый месяц, а количество людей, называющих себя фотохудожниками исчислению давно не поддается – «Чутуев» - вне конкуренции, это бренд, знак качества.
Женщины, цветы, водопады, башни в горах и, собственно, сами горы, старики и старухи, дети... – кажется, что тем, незамеченных и неохваченных Камилем Чутуевым, нет. Не зря его за глаза зовут «вездесущим». Поэтому организовывать его выставку рискованно – вдруг именно сейчас окажется, что публика пресытилась и устала.
И тем не менее, Музей города рискнул и открыл к юбилею мастера выставку, которая так и называлась – «Ретроспектива. 1960-1990 гг., к 75-летию со дня рождения». Ретроспектива Амина Чутуева (та, первая и единственная персоналка, приуроченная к 100-летию) заканчивалась как раз 1960-ми. Таким образом, Камиль в прямом смысле продолжает летопись, начатую отцом. На этом сравнения этих двух музейных проектов заканчиваются. Потому что как бы ни были похоже внешне отец и сын – это всегда две разных личности, а Чутуевы Амин и Камиль – два разных художника.
Готовясь к выставке, Камиль Аминович отобрал из своего архива 300 снимков. После жесткого кураторского отбора их осталось 100. Куратор Зарема Дадаева сознательно ушла от цвета (хотя Камиль Чутуев первым из дагестанских фотографов когда-то перешел от черно-белой фотографии к цветной) – это лишило работы некой сентиментальности и чувственности, обычно характерных для авторского почерка, но сделало их более выразительными и цельными. Жесткая графичность выдвигает на передний план главное, позволяет точно расставить акценты.
В экспозиции практически нет фирменных чутуевских «мадонн», старых башен и петрографики. Вся «уходящая натура» осталась в других выставках вместе с рассуждениями об остановленных мгновеньях и мимолетности бытия. У художника всегда особые отношения с категорией времени, у фотографа и вовсе – особенно особые. Но эта выставка показывает нам жизнь Дагестана и дагестанцев не как череду выхваченных объективом мастера застывших сиюминутностей. Лента времени здесь не прерывается, как само течение жизни.
Выставка начинается с фотографии «Семья» (1974): пять поколений – несколько десятков человек – они собрались специально, чтобы позировать заезжему фотографу, некоторые добирались издалека, но радость от встречи друг с другом так переполняет их, что иконографического торжественного снимка не получается. Вот молодая женщина смеется, отвернувшись, другая, рядом с ней еще сдерживается, но тоже вот-вот расхохочется. Кто-то явно переговаривается друг с другом, слегка повернув голову и пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. Детвора в нижнем ряду возится и толкается, боясь, что все не поместятся в кадр, а младенец в самом центре композиции устал от такой суеты и выворачивается на руках у матери, отвлекая всех вокруг.
Выставка начинается с «Семьи», а дальше перед нами разворачивается как бы ее история, такая обычная и такая простая, сотканная из длинных трудовых будней, наполненных тысячей дел, ни одно из которых нельзя упустить, поскольку жизнь в горах тяжела и легкомыслия не прощает. Чаще других встречается сюжет молотьбы, только в селении Рича Чутуев запечатлел этот процесс несколько раз - в 1991 и 1999, сделал портрет горянки из Рича в 1982 и панораму самого аула тогда же. А вот «Заготовка топлива. Селение Цумилух» и «Многолетние запасы кизяка. Анди». Первый снимок датирован 1968 годом, а второй – 1991 – как изменился мир за эти годы! Компьютеры, генная инженерия, покорение космоса! Великий и могучий СССР уже перестал существовать, а горцы в Рича, в Верхнем Гаквари (здесь Чутуев запечатлел сельчан за молотьбой в 2002) и десятках других дагестанских аулов, а также в тысячах русских деревень, пашут, сеют, жнут, веют, молотят и перемалывают как 20, 50, 100 и, будьте уверены, 300 лет назад. И неверно называть Чутуева «художником уходящего времени», он как раз показывает нам время вечное, космическое, в котором и живут герои его снимков. А географическая и этнографическая точность, даже дотошность автора не сужают границы, а наоборот, раздвигают их до масштабов Вселенной, где бесконечно малые частицы движутся по тем же законам, что и бесконечно большие. И вся разница между «Девочкой с ношей. Аул Гдым» (1998) и «Арчинкой с травой» (1995), между «Кункинскими бабушками» (1994), «Аштынскими девушками» (1980) и девчонками, сидящими в ожидании обеда, («Ожидаем обед») лишь в том, что у одних впереди еще много времени, обедов и нош, а другие уже никуда не торопятся, потому что все итак идет своим чередом. Автор не ностальгирует, не противопоставляет прошлое настоящему, не ворчит, что раньше небо было голубее, вода мокрее, а горцы высоконравственней. Надгробные камни на его фото не пугают, не отталкивают, не шепчут зловеще «memento mori». Они тоже часть жизни.
«Затапливаемый аул Чиркей» (1974) – это не жертва разрушительной коммунистической диктатуры или символ природной культуры, смятой бездушной механической цивилизацией. У классика было: «Кровь давно ушла в землю, и там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья». И эта мысль звучит еще отчетливей, если рассматривать снимок в контексте серии. Вот же эти «гроздья», рядом: «Строитель Чиркейской ГЭС» (1972), «Монтаж турбины на Чиркейской ГЭС» (1974), «Обводной канал на Чиркейской ГЭС» (1974).
И «Горнист Кузя» (1971) снятый с какого-то совсем не типичного для Чутуева родченковского ракурса вовсе не провозвестник нового советского миропорядка, а инкарнация «Зурнача Магомедрасула» (1981) и «Зурначей из Варсита» (1965).
Город Камиль Чутуев не снимает (ну, разве что по заданию редакции или другой надобности, но не для творчества, не для себя). Он его просто не чувствует, слишком там все агрессивно, неестественно, неправильно. Город для него – место, где гармонический миропорядок нарушен, поэтому и люди в нем перестают быть самими собой, притворяются. У города свои фотографы, со своими приемами, позволяющими скрыть все изъяны, отфильтровать, почистить, прилизать и выгодно продать. Чутуеву это неинтересно. Правда, на выставке представлены портреты некоторых горожан – композитора Ширвани Чалаева, художников Алексея Августовича и Александры Марковской – людей, которых городская среда «не заела» и они остались искренними и душевными. При взгляде на портреты работы Чутуева, не сомневаешься, что между автором и героями тоже настоящие, искренние чувства дружбы и привязанности.
За 50 с лишним лет, что он занимается фотографией, Камиль Аминович побывал во всех уголках Дагестана. Камни, тропы, люди, лица... Казалось бы, все давно должно было смешаться, слиться, смазаться в памяти. Но Чутуев даже спустя несколько десятилетий, помнит по имени всех, кого снимал, помнит, где именно проходила съемка, какой был день, о чем говорили. Когда снова попадает в тот же аул, обязательно навещает своих героев, знает, кого уже нет. У него нет случайных портретов и случайных сюжетов, он сначала выбирает героя, изучает его, влюбляется, продумывает кадр и только потом снимает. Иногда на это уходят дни или недели, а иногда все случается, что называется, с первого взгляда.
Влада Бесараб, арт-критик, член АИС