К 95-летию Дмитрия Владимировича Сарабьянова, ученого и поэта

Дмитрий  Владимирович Сарабьянов ушел из жизни пять лет назад, за несколько месяцев до своего девяностолетия.

Историк русского и советского искусства, искусствовед, критик, педагог, академик Российской академии наук, по праву занимавший  в отечественном искусствознании второй половины ХХ в. место патриарха, Дмитрий Сарабьянов всю жизнь писал стихи.

Буквально за месяц до кончины Дмитрий Владимирович, по нашей просьбе, отобрал и прислал для сайта «Поэзия Московского университета» подборку своих стихов. Мы подготовили его поэтическую страницу, сопроводив стихи  собственным его кратким предисловием о себе, открывавшим первую из трех его опубликованных поэтических «тетрадок» (2007), и добавили более развернутую биографическо-профессиональную справку об авторе стихов.

Несколько слов о себе.

Мне никогда не приходило в голову считать себя поэтом. У меня другая профессия – я искусствовед, историк искусства.

Почти всю свою сознательную жизнь я провел в Московском университете,

Куда сначала поступил учиться, а потом вернулся после фронта и где затем преподавал вплоть до 1996 года, когда ушел в отставку. В основном в центре моего внимания, как историка искусства, была русская живопись Х1Х – ХХ веков, хотя приходилось заниматься и другими сюжетами. За свою долгую жизнь издал около трех десятков книг (монографии, исторические исследования, альбомы) и четыре сотни статей. Естественно, за это время я сроднился с пером и бумагой, пишущей машинкой, которую потом сменил на компьютер, и своей жизни без них представить не могу.

Всякого рода сочинительство меня привлекало с детских лет. Многие часы проводил за пианино – читал с листа, позже импровизировал, сочиняя музыку. Писал рассказы (некоторые были опубликованы). Стихи начал сочинять рано. Помню – написал стихотворение на смерть Маяковского, но, несмотря на уговоры родителей, его не прочел и выкинул в окно. Тогда мне было семь лет. Позже мое детское графоманство проявилось в переводах немецких поэтов (Шиллер, Гейне, Ленау, Айхендорф), в жажде стихосложения, которая то затихала, то возникала вновь. Недавняя ее вспышка падает на последние десять-пятнадцать лет. Почти все, что написано, вошло в сборники - «Стихотворения последних лет» (2007), «Вторая тетрадь» (2010). Сейчас_готовлю третий сборник.

Раньше я крайне редко публиковал свои стихи. Пара стихотворений (очень слабых) была помещена во фронтовой газете в военные годы. «Стихи по теории искусства», не вошедшие в сборники, и три подборки лирик увидели свет в журналах «Неприкосновенный запас» и «Новый мир». Издавая свои стихи, я отдаю себе отчет в том, что мне многого не достает для того, чтобы заслужить звание поэта. Я не берусь пророчить. Я – дилетант. У меня нет судьбы, таящей поэтическое предназначение. При этом меня вполне устраивает итог моей биографии: любимая жена, с которой живем с 1948 года, два близких по духу сына, две прекрасных невестки, семеро внуков и тринадцать (пока!) правнуков. Такой итог вряд ли показался бы желанным кому-либо из поэтов Нового времени и скорее чреват ветхозаветными ассоциациями.

Публикуя стихи с надеждой на то, что хоть кто-нибудь в них что-то для себя найдет, я рискую. Утешение – пусть малое – в том, что риск -- дело современное.

Дмитрий Сарабьянов

***

Дмитрий Владимирович Сарабьянов родился 10 октября 1923 года в  Москве в семье Владимира Николаевича Сарабьянова (1886 –1952), человека огромного обаяния, занимавшего видное место в общественно-научной  истории страны. С 17 лет Владимир Сарабьянов, выпускник экономического и гражданского отделений юридического факультета Московского университета, активно участвовал в революционном движении, в 1918 году почти полностью потерял слух от взрыва террористами бомбы.  Он играл заметную роль в философских дискуссиях 20–30-х, работал в редакции газеты «Правда» и параллельно преподавал в Московском архитектурном институте, заведовал кафедрой философских и общественно-политических наук. Его учебник для вузов «Диалектический и исторический материализм» (1934), фактически единственное учебное пособие по философии, был выпущен тиражом в 300000 экз. До 1937 года опубликовал 17 монографий, потом его печатать перестали, и лишь в 1952 году вышла книга «Архитектура и общественное сознание» -- исследование социально-эстетических проблем архитектуры. Интересные, острые лекции профессора В.Н. Сарабьянова по истории искусства и эстетике пользовались популярностью не только у студентов – по приглашению архитекторов братьев Весниных он читал лекции в их знаменитой Мастерской: «они его просто обожали, он был замечательный лектор. Оратор был прекрасный <…> обаяние было невероятное»,-- вспоминает искусствовед Е.Б. Мурина, которую девочкой водили на эти лекции. Также высоко отзывается о нем и другой известный искусствовед, Н.А.Дмитриева: «<…>человек большего очарования, прямого, светлого и благородного характера», -- напишет она 4 марта 1952, в день его смерти, в своем дневнике (неизданном).

Как личность, человечески и профессионально, Дмитрий Сарабьянов, в большой мере, сформировался под влиянием отца.

Он рос разносторонне развитым: увлекался музыкой и литературным сочинительством, успешно занимался спортом, был чемпионом Москвы среди юношества по прыжкам в высоту, вовлечено воспринимал природу («я с природою на ты»), исходил пешком с отцом и старшим братом Кавказ, путешествовал на лодках по уральским рекам. (Позже уже со своими сыновьями, также выбравшими научно-художественные профессии, Сарабьянов путешествовал по северным рекам, изъездил с семьей Псковскую, Калининскую, Костромскую, Вологодскую области, Карелию, был на Белом и Баренцевом морях).  

В 1941 Дмитрий поступил на искусствоведческое отделение Московского института философии, литературы и истории, но прервал учебу и, несмотря на слабое зрение, ушел добровольцем на фронт, служил переводчиком в танковой и стрелковой дивизиях, был дважды ранен. Награжден орденом Отечественной войны I степени и медалью «За боевые заслуги».

После демобилизации из армии осенью 1945 возобновил занятия на искусствоведческом отделении исторического факультета (он влился в состав Московского государственного университета), учителями его были выдающиеся искусствоведы: М.В.Алпатов, Б.Р.Виппер, А.А. Губер, Ю.Д. Колпинский, В.Н.Лазарев, Г.А.Недошивин, А.А.Сидоров, А.А.Федоров-Давыдов и др. В 1949 там же поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию.

Во второй половине 1950-х Д.В. Сарабьянов был приглашен академиком И.Э. Грабарем в возглавляемый им Институт истории искусств АН СССР -- как редактор и автор, он активно участвовал в подготовке многотомной «Истории русского искусства».

С 1959 по 1996 главным, постоянным местом работы стала кафедра истории русского и советского искусства искусствоведческого отделения Московского университета -- доцент, профессор (1973), заведующий, профессор-консультант. (Под его руководством подготовлены и защищены более 30 диссертаций, среди учеников известные искусствоведы—М.М. Аленов, А.А.Карев, Г.И.Ревзин, В.С.Турчин)

Из спецкурсов и курсов лекций в МГУ родилось большинство научных трудов Д.В. Сарабьянова. Они довольно легко выстраиваются в хронологический ряд: вначале был капитальный труд «Народно-освободительные идеи русской живописи второй половины XIX века» (1955) — дополненная кандидатская диссертация молодого специалиста. Также в виде книги была издана докторская диссертация Сарабьянова «Федотов и русская художественная культура 40-х годов XIX века» (1973). В промежутке выходят в свет и другие солидные сочинения, среди них: «Образы века. О русской живописи XIX века, ее мастерах и картинах» (1967), «П.А. Федотов» (1969), «Русская живопись конца 1900-х — начала 1910-х годов: очерки» (1971), «Русские живописцы начала XX века. Новые направления» (1973).

Одной из задач ученого было ввести русское искусство в западноевропейский контекст, обозначив при этом своеобразие отечественной традиции --основные работы: «Русская живопись XIX века среди европейских школ: опыт сравнительного исследования» (1980), «Россия и Запад: историко-художественные связи XVIII — нач. ХХ вв.» (2003).

Деятельность Сарабьянова не ограничивалась научно-педагогическими рамками. В конце 40 -- начале 50-х  он заявляет о себе как влиятельный критик. В периодической печати часто появляются его статьи в поддержку исканий молодых живописцев, он участвует в выставочных вернисажах и критических дискуссиях, на которых формировалась общественная позиция и творческая платформа «шестидесятников». На состоявшемся в 1957 Первом Всесоюзном  съезде советских художников молодой, но уже авторитетный искусствовед выразил надежду на грядущие перемены и призвал делать новое искусство, в частности, он предугадал появление в живописи нового направления, так называемого «сурового стиля».

Гражданская позиция ученого повлияла и на его академические штудии. Они начали концентрироваться вокруг художников, считавшихся формалистами, не вписавшихся в официальные рамки соцреализма. Поэтика авангарда во многом впервые излагается в его книгах, статьях в монографиях, обстоятельных каталогах, посвященных творчеству таких художников, как К. Петров-Водкин, П. Кузнецов, Р. Фальк, А. Бабичев, В. Татлин, К. Малевич, В. Кандинский, Л. Попова, П.Филонов, М. Ларионов, И. Пуни.  Выходят, в т.ч. и за рубежом, его фундаментальные проблемные исследования: «Стиль модерн. Истоки. История. Проблемы» (1989), «Russian art: From neoclassicism to the avant-garde, 1800-1917: Painting, Sculpture, Architecure» (London, 1990), «История русского искусства конца XIX — начала ХХ века» (1993), «Русская живопись. Пробуждение памяти» (1998)

Пониманию языка авангарда Сарабьянов учил и на своих лекциях и семинарах. Используя тончайший анализ, он раскрывал смыслы и особенности формотворческой красоты «трудных» вещей Малевича, Поповой, Филонова, Кандинского, Ларионова, водил студентов по запасникам музеев, куда были сосланы запрещенные Малевич и Кандинский (пускали туда только по особым пропускам), по квартирам художников, считавшихся формалистами (например, Р. Фальк). Приводил их и домой к московскому коллекционеру Георгию Костаки, собиравшему русский авангард. Тогда подобные факультативные занятия были небезопасны -- за квартирой Костаки, посещаемой иностранными дипломатами, велась слежка, но профессор считал необходимым, чтобы его студенты знали и видели то, чем Россия обогатила мировое искусство. Он создал свою школу искусствоведов-исследователей по этому направлению. Во многом стараниями Сарабьянова русский авангард становится базовой ценностью не только русской, но и мировой культуры.

Сарабьянов был международно-признанным специалистом по истории русского и советского искусства. С 70-х   неоднократно выезжал за границу – выступал с докладами на  множестве научных конференций, обсуждающих общественные и эстетические проблемы художественного радикализма, читал лекции, проводил экскурсии на выставках русской живописи в Европе и США. Как эксперта по русскому авангарду его часто приглашали участвовать в диспутах, в разрешении музейных конфликтов -- его мнение имело большой вес, он пользовался репутацией предельно честного ученого и в изучении русского искусства играл роль патриарха.  Он был избран академиком Отделения литературы и языка (искусствоведение и теория культуры) Академии наук, как еще только двое из пишущих об искусстве и музыке -- Игорь Грабарь и Борис Асафьев.

Смысл и сущность искусствоведческой науки Сарабьянов находил в давней «мечте о таком цельном мышлении, где все оединится — наука, искусство, вера». Поискам именно такого – синтетического -- подхода к изучаемому предмету была посвящена одна из его программных работ — «Русский авангард перед лицом религиозно-философской мысли» (1993).

Преимущество позиции искусствоведа он определил так: «Когда мы смотрим на саму эпоху, она является нам как конгломерат бедствий и мерзостей. Когда перед нами искусство эпохи, вместо крови и грязи остаются свет и добро»

Причастность к заботам и тревогам духовной жизни, хрупкость и в то же время достоинство и сила, свет и добро, ощущаются и в поэзии Д.В. Сарабьянова.

Стихи он писал всю жизнь, начиная с детских лет, не перестал писать их и на фронте (некоторые даже появились во фронтовой газете), но, по его словам, он не считал себя поэтом в высоком, пророческом, значении (как, например, Блок) и не решался их печатать. Только в 2000-х в журналах «Новый Мир» (в 3 номерах) и «Неприкосновенный запас» появилось около двух десятков стихотворений (тогда как число его опубликованных крупных искусствоведческих работ превышает 400). Лишь в конце жизни увидели свет три небольших, карманного формата, сборника, объединенных, по определению А.Золотова, «чувством итоговости» -- «Стихотворения последних лет» (2007), «Вторая тетрадь» (2010), «Третья тетрадь» (2013).

Дмитрий Сарабьянов скончался в Москве 19 июля 2013, похоронен на Ваганьковском кладбище, буквально, в нескольких шагах от могилы Сергея Есенина. Это кажется глубоко символичным.

(Основные источники: Дмитрий Владимирович Сарабьянов / Сост. Г. М. Тихомирова; Авт. вступ. ст. Г.Ю. Стернин — М.: Наука. 2012. — 96 с. — (Материалы к биобиблиографии учёных: Искусствоведение. Вып. 4.)

***

Прилагаем несколько стихотворений Дмитрия Сарабьянова разных лет

ПУТЬ СОЛДАТА

Мы уезжали так:
Зубная щетка
В кармане брюк, табак и прочий сброд,
На голове помятая пилотка…
Нас долго провожали у ворот.

Шумел вокзал, Вагоны мчались мимо,
В последний час,
Не отрывая глаз,
Смотрели мы на город свой любимый –
И кто-нибудь смотрел последний раз.

Мы воевали так:
Мешок на плечи –
И по грязи не сохнущих дорог
Шагали мы под утро, в ночь и в вечер,
Не ощущая перетертых ног.

Нас дождь мочил, нас осыпало градом
Свинцовых пуль, окутывало в дым…
Друзья со стоном умирали рядом,
И плакать было некогда по ним…

Так воевали мы… Не вечны войны.
Мы так вернемся:
В дверь не постучав,
В свой дом войдем по-прежнему спокойно
И скинем скатку с правого плеча.

Старшина Сарабьянов 1943 г.(стихотворение было опубликовано в прифронтовой газете)

***

В ЦЕРКВИ

Сохрани меня от спеси,
От пустых словес,
От роскошных мягких кресел
Для больных телес.

Сохрани меня от лести,
От чужих щедрот,
Дай мне сто, а то и двести
Фирменных острот.

Разреши в твоем пространстве
Путь свой завершить,
В чистоте и постоянстве
Тела и души.

Сохрани меня от лени,
Дай дойти, а ей
Дай подняться на ступени
Лествицы Твоей.

Иль надежду не заронишь,
Не разгонишь страх?...
Ты хранишь или хоронишь –
Не пойму впотьмах.

18 февраля 1998

***

Жизнь гораздо длиннее вечности.
При отсутствии времени, которого не станет,
Едва успеешь протянуть конечности,
И тут же вечность тебя застанет.

А жизнь себе идет нескончаемым рядом
Событий, помыслов, предположений.
А если кто-то еще движется рядом,
Отдаляется конец движения.

Жизнь осуждают за ее быстротечность,
Забывая о худшем – необратимости.
Нет охоты менять жизнь на вечность
Без крайней необходимости.

Март 2001

***

Не уходите раньше времени,
Не верьте снам.
Жизнь не игра, а Божья премия,
Зачем-то выпавшая нам.

Она должна вся без остатка
Служить идее бытия.
Полна ль, бедна, горька иль сладка –
Цель у нее всегда своя:

Не дать себя покинуть прежде,
Чем все истратишь до конца,
Оставив лишь, как знак надежды,
След обручального кольца.

Не уходите раньше срока,
Щадите тех, кто с Вами был.
Пусть старость управляет строго –
Живите из последних сил.

Октябрь 2004

***

Уходит навсегда не только юность,
Но и стремглав мелькнувшее вчера.
На юность можно было бы и плюнуть,
Хоть и была прекрасная пора.

Трудней вчерашнее навек покинуть.
Оно уходит именно теперь
И здесь. Его из сердца вынуть
И равнодушно выставить за дверь

Нельзя, поскольку в нем надежда,
Еще живая трепетная нить,
Дающая возможность жизни между
Вчера и завтра, то есть право быть.

Быть в этом мире, пусть на самой грани,
Пусть на последнем верхнем этаже
Или в подвале и не знать заранее,
Что завтра ждет – «еще или уже».

Май 2010

***

Не всякое лицо перерастает в образ.
Не всякие глаза есть зеркала души.
И если одарят тебя улыбкой доброй,
Ещё не говори, что души хороши.

Не всякое лицо увенчивает тело.
И тело не всегда нуждается в душе.
Но если уж оно с ним слиться захотело,
Лицо начнёт сиять, как жемчуг на кольце.

Когда лицо перерастает в образ.
В нём слышен зов души, в нём свет небесный 
                                                                  собран
И каждая черта – стара иль молода –
В пространстве памяти застрянет навсегда.

Январь 2011

***

Как жаль, что лишь неделю был я слесарем
Пред самым поступлением в ИФЛИ.
Как хорошо, что не родился кесарем,
Не воевал за клок чужой земли.

Как жаль, что я не поработал дворником,
Что не пришлось размашистой рукой
Мне чистить переулочки и дворики,
Сменив седых, идущих на покой.

Когда косил траву, я познавал, как сладок
Крестьянский труд и как он сердцу мил.
И хоть мою науку ждал упадок,
Профессию я не переменил.

И вдруг под старость, поборов упорство,
Я занят не наукой – стихотворством.
И в результате потерял профессию.
От этого – не грустно и не весело.

Февраль 2011

***

Время всегда отнимает у каждого
Что ни попало, все, что захочет.
Как кровопийца с безумною жаждою
Оно иссосет, осквернит и замочит.

И никогда не вернет обратно,
Хоть мы и часто просим и молим.
К тому поймет твою просьбу превратно -
Будто ты просишь львиную долю

Самого главного.
И тем не менее
Я тоже хочу попросить у времени
Что-то вернуть мне, что было отобрано,
Пусть без насилий и слова недоброго.
Речь не идет ни о слухе и зрении,
Ни о напитках или курении.

Ни о возврате сил и проворства,
Бодрого здравия, бравой походки,
Не поколебленной струями водки…

Время, верни мне любовь к стихотворству.

Декабрь 2011