«Хайдеггеровский текст допускает собственную интерпретацию лишь по тем правилам, которым он сам следует. И тем не менее для нас, пытающихся толковать мысль Хайдеггера, нет иного пути, как нарушать правила. Однако нарушать правила - это еще не искажать сущность философии Хайдеггера». (В. Подорога)
У Хайдеггера несколько уровней в понимании столь масштабного комплекса идей, которое охватывает понятие бытие, и каковое является по сути определяющим и вопросом и ответом всей его философии. Здесь скрыт сам дух его размышлений.
Вот хотя бы несколько одинаково важнейших определений.
Бытие — есть открытость, непотаенность, свет, просвет, озарение и оно же - есть ускользание, неуловимость, пустота (то есть отсутствие света), потаенность и потаенное, наконец сама тайна.
В этом драгоценном скопище определений, многие из которых, как кажется на первый взгляд, отрицают друг друга — с точки зрения Хайдеггера нет никакого противоречия. Например, бытие есть одновременно и потаенность и непотаенность. Как это понимать?
Пожалуй, ... здесь в створе размышления перед нами предстают разные фазы бытия, которые становятся видны если мы взглянем на бытие с учетом идеи времени, взглянем на предмет мысли с точки зрения развития и развертывания бытия во времени. Сначала бытие предстает за горизонтом любого бытия, как тайна, как пустота и неуловимость, в которой нет никаких признаков будущего существования.
Более того, само существование бытия свидетельствует о том, что оно в определенный момент таилось лишь как потенция бытия, как его возможность. Оно было свернуто в ничто. Оно до поры до времени покоилось в ничто как в коконе тайны и вдруг превратилось в свет, в озарение, в молнию (все слова Хайдеггера), в том числе и в образ.
Отметим про себя мысленно это слово, оно пригодится чуть позднее, при раскрытии понятия образ культуры.
Упреждая мысль отметим, что раскрытие бытия и образ культуры находятся у философа в одном модусе. Вот почему мы акцентируемся во вступительной части текста именно на проблематике появления чего-то из ничего, что аналогично тому как в свою очередь уже из чего-то появляется образ культуры.
Итак, для Хайдеггера мир имеет начало.
Причину же раскрытия сокрытого и явления света (без этих дефиниций бытие не понять) Хайдеггер объясняет в несколько приемов. Во-первых, он в общем разделяет подход античных философов и в частности Аристотеля, которые называли четыре причины всех прочих причин...
«Столетиями философия учит, что всему есть четыре причины: 1) causa materialis, материал, вещество, из которого изготовляется, например, серебряная чаша. 2) causa formalis форма образ какую принимает этот материал. 3) causa finalis цель, например, жертвоприношение, которым определяется форма и материал нужной для него чаши. 4) causa efficiens , создающая своим действием результат, готовую реальную чашу, т.е. серебряных дел мастер». (М.Хайдеггер. Вопрос о технике / сб. «Время и бытие». М., 1993. с. 222 )
Но Хайдеггера не удовлетворяют эти решения причинности. Он сразу обращает внимание на существо причинности как таковой, он ищет причину всех этих причин бытия и находит ее поэтапно в следующих регистрах общего размышления.
Он напоминает о греческом подходе к причине бытия, которые считали причину не действующей силой будущего результата, а видом чего-то, что виновно в другом. Или повинно в результате. Серебро, из которого изготовлена чаша, отчасти повинно в ее существовании, ведь сосуд обязан серебру ...так же отчасти виновен в чаше образ задуманный мастером и чаша со-виновна образу ...или со виновниками являются материал и образ. То есть причина бытия есть совокупность взаимосвязанных вин или со виновности одного в существовании другого.
«Все четыре вины (у Хайдеггера, там же) позволяет вещи явиться... Благодаря им вещь оказывается присутствующей...
И обратим внимание!
Они выпускают ее из несуществования и тем самым ведут к полноте ее явления. Все (четыре вида) вины имеют основной чертой это выпускающее выведение к явленности. В смысле такого выведения вина - есть повод (подчеркнуто нами).»
Словом, ключом к явлению любого предмета на свет в том числе и самого света по Хайдеггеру сокрыт повод.
А повод он определяет со ссылкой на Платона: «Так чем же скреплена взаимосвязь четырех видов повода? Они дают чему-то еще не явленному прийти к присутствию. Тем самым ими в равной степени правит то при - ведение, которым приводится к явленности существующее. Что такое это самое при - ведение нам говорит Платон в одной фразе «Пира»: всякий по- вод для перехода чего бы то ни было из несуществования к присутствию есть про-из-ведение». (224)
Подчеркнем мысленно это слово про-из-ведение, явно перекликающееся по способу существования и с понятием образа и с понятием творца вещи, отсюда тянется мостик и к образу культуры, в поле которого существует любое произведение.
Далее у философа акцентируется: «Повод ведет к присутствии того, что обнаруживается в событии произведения. Произведение ведет из».
Итак, по Хайдеггеру бытие в самом широком смысле есть произведение, но произведение особого рода. Произведение сокрытого или тайны. Произведение тайны и есть открытие потаенности, в этом узле гармонично связаны все столь противоречивые определения бытия: свет, просвет, потаенность, озарение, неуловимость, пустота...
На раскрытие потаенности стоит и настаивает любое и всякое про-из-ведение, какое надо читать как ПРО - смысл выходящего на простор ПРО ЧТО, ИЗ как то ИЗ ЧЕГО ВЫХОДИТ ЭТО ЧТО и ВЕДЕНИЕ - путь раскрытия и выведение ЧЕГО-ТО на свет...
И последняя точка его многоэтапного размышления:
Если про-из-ведение собирает всякую причинность и правит ею, в том числе и целью и средствами, то бытие (как произведение тайны) есть то единственное местонахождение и сбывание сущего, где через выведение из тайны осуществляется истина.
Вот ключевое слово - истина. Именно в истинности бытия (не истинное бытие невозможно!), в том, что только в бытие осуществляется эта истина и находится причина причин причины - бытие есть про-из-ведение раскрывающейся из тайны сокрытого самой истины.
В известном смысле истина есть образ тайны или открытый вид на Ничто.
Стоит привести еще одну мысль Хайдеггера о том, что само ничто пребывает как бытие: «Мы слишком поспешно отказываемся думать, когда в дешевом объяснительстве выдаем Ничто за голую ничтожность и равняем его с безбытийным. Вместо такой скороспелости пустого остроумия и отказа от загадочной многозначности Ничто мы должны вооружить себя для единственной готовности - ощутить в Ничто вместительный простор, того чем всему сущему дарится гарантия бытия. Ничто пребывает как бытие. Это само бытие. Без бытия, чья бездонная, но еще не развернувшаяся сущность повертывается к нам в настроении подлинного ужаса как Ничто, все сущее оставалось бы в безбытийности». («Послесловие к Что такое метафизика», с. 38)
Как видим даже в Ничто мерещится Образ.
С учетом заданной темы - бытие и образ культуры - требуется обратить внимание еще на один аспект бытия у Хайдеггера, а именно бытие это еще и: расположение, подарок, дар, зов, единство, опыт ...
Напрашивается мысль соединить в одно общее соподчиненное целое, например, такие понятия как дар и культура, ведь сущности того и другого соотнесены между собой и влюбленно взаимозависимы, культура такой же дар бытия, как и само бытие есть дар... но — см. эпиграф — истолкование Хайдеггера весьма непростое занятие, сам философ предостерегал: «Истолкование грозит выродиться в насильственное перетолкование».
Какие же определения культуры можно найти в работах философа?
Здесь мы находим самый широкий спектр мыслей.
«...Четвертое явление Нового времени дает о себе знать тем, что человеческая деятельность понимается и осуществляется как культура. Культура есть в этой связи реализация верховных ценностей путем заботы о высших благах человека. В существе культуры заложено, что подобная забота со своей стороны начинает заботится о самой себе и так становится культурной политикой».
Отметим — культура есть забота о высшем благе. И в процессе этой заботы отрывается от человеческой деятельности и заботы культуры или культура начинает уже сама по себе. По природе собственного существования заботится о себе.
Возможно ли предположить что образ культуры также есть результат такого рода озабоченной заботы культуры о самой себе и рождается и выходит наружу изнутри культуры?
«В соответствии с распространенным представлением, мы обозначаем область, внутри которой развертывается духовная и творческая деятельность человека, именем «культура». К ней относят и науку, ее развитие и организацию». (238-239)
«Однако пока мы берем науку только в этом аспекте культуры, мы не сможем измерить всей глубины ее существа. Тоже относится и к искусству. Их еще и сегодня ставят рядом: искусство и науку. Искусство тоже можно представить как область культурного производства». (239)
Выделим из этого текста слово «область»... а выделив, спросим — возможно ли считать область культуры родом местности, где развернулась творческая деятельность человека по производству искусства и где по сути и обитает озабоченность культуры?
Думается, что такой вопрос созвучен подходу самого философа, а значит и уместен.
Еще одна цитата, где мысль Хайдеггера озабочена пониманием культуры: «В начале европейской истории в Греции... искусства коренились не в художественной сфере. Их произведения не были объектом эстетического наслаждения. Искусство не было фронтом культурного строительства». (238)
Нет ли между вышеприведенным понятием «область» и понятием «сфера» нечто общего, того что вполне допустимо назвать местом обитания озабоченности культуры или местностью разворачивания человеческой деятельности, где осуществляются произведения искусства?
Да, такой вопрос уместен.
Все вышеназванные вопросы из Хайдеггера к Хайдеггеру позволяют нам ответственно и выверенно построить следующее высказывание - культура пребывает в особого рода месте бытия, где через творение произведений искусства осуществляется озабоченная человеком же забота о высшем духовном благе. Культура есть производство и произведение озабоченного блага.
Однако тема наших размышлений о культуре включает в себя еще и образ культуры.
Образ у Хайдеггера связан с областью метафизического, высшего, надмирного... «Метафизика лежит в основе эпохи, определенным истолкованием сущего и определенным пониманием истины, закладывая основание ее сущностного образа». (41)
«Каков тот образ, которому призван соответствовать человек? При этом «образ» мыслится неопределенно метафизически, т.е. платонически как то, что есть и изначально определяет собой всякую традицию и всякое развитие, само оставаясь независимым...». (186)
Вдумываясь в сказанное, можно вполне сказать о том, что образ стоит изначально впереди всякого развития и всякой в том числе и творческой деятельности. Это метафизическая стража искусства и традиции. Образ определяет и сторожит развитие культуры, схватывает про из ведения бытия. Кроме того по Хайдеггеру образ связан с истиной, с ее пониманием и истолкованием.
«Искусство - это упрочение истины, устрояющей в устойчивый облик. Это совершается в созидании-произведении не сокрытости сущего». (101-102)
Облик это еще и набросок истины.
«Поэтический набросок истины, полагающей свое стояние вовнутрь творения как облик, никогда не исполняется в пустоте и неопределенности». (105)
Облик и образ нуждаются в не пустоте для своего исполнения... можно осторожно назвать эту необходимую для исполнения истины возможность - местом осуществления культуры, областью человеческой деятельности, наконец основанием для осуществления истины в искусстве.
А основание у Хайдеггера неразрывно связано с сущим.
«Всегда, когда сущее в целом, сущее как таковое, требует своего основания вовнутрь разверстости, искусство приходит к своей исторической сущности как искусство основополагающее. Впервые на Западе это свершилось в Греции. Все, что с тех пор именуется бытием, было положено тогда вовнутрь творения - как задающее меру». (106)
Чуть ниже мы увидим — именно в Греции у Хайдеггера происходит то, что уже схватывается не только понятием образ культуры, но тем, что обозначено главной темой данной работы — бытие и образ культуры. И в Греции триединство этих начал, наконец, реализуется.
Но прежде чем пойти дальше выставим еще один ряд определений: забота, человек, необыкновенный свет, светозарный, внятный, опыт...
Эти слова окружают у Хайдеггера всё, что связано с культурой и ее образом, точнее сказать, её прообразом. Даже скорее — пра-образом культуры. Таким определяющим фактором европейской цивилизации, манящим видением подлинной гармонии человека, его мысли, времени этой мысли и природы ее выявления у Мартина Хайдеггера — повторим вышесказанное — были всегда культура и искусство древней Греции.
Или Эллада, которую нужно понимать в самом широком смысле и как вид на первопричину нашей культуры, т.е. идеал, и как взгляд на истину красоты в ее образном, художественном выражении. Именно в размышлениях философа об античности разлито все своеобразие его мысли, слитой в такой многозначный культурологический тезис как образ культуры. По Хайдеггеру ключ к подлинной современности культуры таится именно в Греции.
Здесь понадобится расшифровка его подхода к проблеме.
Основа культуры по Хайдеггеру положена на нескольких этажах смысла. С одной стороны она положена в человеке делающем или точнее выделывающем, выделяющим из природы культуру, например, в ремесленнике. По-гречески ТЕХНИТ. Хайдеггер не согласен с его обычным переводом — ремесленник. ТЕХНИТ это тот кто задает меру, «слово это именует способ ведения». (Исток искусства и предназначение мысли. М., 1993, с. 281)
«Ибо ведать означает — заведомо держать в поле зрения то, в чем все дело, когда производится творение и образный строй».
Причем творением, уточняет Хайдеггер, может быть всё: вещь, украшение, система аргументов, ораторская речь, романтическая гора, остров, поэзия, даже маслина. И тайна ТЕХНИТа в умении заглядывать вперед в то, что стоит в начале творения, в то, что изначально задает меру и строй, будучи еще незримым и не внятным, в то, что еще только предстоит зорко увидеть, в общем, так остро заглядывать, чтобы той зоркостью вывести незримое на свет.
Здесь сразу подчеркнем первое — схожесть ситуации появления образа с выступанием бытия из тайны, сходство с проблематикой со- виновности причин и второе — нахождение человека, выделывающего культурный объект, на границе между тем, что еще сокрыто и тем, что уже увидено внутренним озарением.
В анализе пограничной ситуации Хайдеггер ссылается на образ Афины изображенной на рельефе Акрополя: «Куда направлен думающий взгляд Богини? На пограничный камень, на межу. Граница же - не просто очертания и рамка, не только то на чем что-либо заканчивается. Граница разумеет то, на основе чего всякое собирание вовнутрь присущего ему, чтобы являться изнутри его во всей своей полноте, в наличность присущего. Следуя мыслью за границей, Афина уже видит то, на что человеческое делание должно еще только заглядывать вперед дабы таким способом увиденное производить теперь в зримость творения».
Схожесть ситуации рождения из еще сокрытого, но уже тайно заданного образа греческой культуры и раскрытия бытия из Ничто не может не удивлять...
«Более того, — продолжает Хайдеггер, — погруженный в думу взгляд Богини созерцает не один лишь незримый облик возможных творений людей. Взор Афины покоится прежде всего на том, что позволяет взойти в отпечатанность своего наглядного присутствия все те вещи, которые не нуждаются в том, чтобы их изготовляли руки людей».
Важное уточнение, если соотнести сумму этих творений — вещей с культурой, то ожидание рождения произведения культуры отличается большей интенсивностью, чем рождение произведений природы, той самой, которую греки называли ФИЗИС, а мы европейцы окрестили натурой. (Интенсивность раскрытия отличительная черта творимого образа, который озаряет пространство культуры; «... всем правит молния», — повторяет Хайдеггер Гераклита)
На первый взгляд может показаться, что если произведения культуры страстно ожидаемы человеком, то произведения натуры никто не ждет, потому что они до человечны и в свою очередь сами не оглядываются на человека. Ведь мир природы нерукотворен. ФИЗИС не нуждается в том, чтобы его сделали чьи-то руки.
Заглянем в Хайдеггера... нет! у философа исток искусства и рукотворность культуры входит на равных в то нерукотворное, в то божественно озаренное, что охватывает все пространство Эллады. Образ культуры целокупно выступает из сокрытого навстречу нашему зову заодно с явлениями природы, которые Хайдеггер трактует тоже как творения человеческого призыва: «Латинский перевод слова ФИЗИС (в тексте по-гречески) - natura, а тем более почерпнутое в нем и ставшее ведущим в мышлении европейского Запада понятие природы скрывают смысл того, что подразумевает ФИЗИС - все само собою восходящее и само распускающееся вовнутрь своих особых границ и пребывающее в них. Свойственную ФИЗИС таинственность мы и поныне можем на собственном опыте постигать в Элладе - здесь, и только здесь: когда, ошеломляя нас, а притом сдержанно- затаенно, является гора, является остров, берег, маслина. Говорят. Все зависит от особенного освещения. Так говорят с известным правом, однако угадывая лишь нечто поверхностное. Упускают случай задуматься над тем, чем же, изнутри чего уделяется столь необыкновенный свет, к чему относится он в том, что он есть. Лишь здесь в Элладе, в единственном месте, где мир в его целокупности приговорил себя человеку в качестве ФИЗИС, тем самым приняв его в требовательность своего зова, лишь здесь в Элладе, человеческое внятие и делание могло и должно было, обуреваемое им, само по себе, согласно собственным его способностям, выводить в наличное присутствие то, чему как творению выпадало на долю явить некий не явленный еще до той поры мир». (283)
Еще одна цитата из эссе о Гельдерлине «Жительствование человека» (297) на ту же тему явления культурного мира... «Благодаря созидаемому (поэтом) зданию творения открывается и удерживается в своей разверзтости местность, предназначенная для пребывания смертных».
Вдумаемся в сказанное Хайдеггером. Мир Эллады - а это определяющий для него образ идеальной культуры, это особого рода пространство, местность, в котором в гармоничном единстве выступают перед глазами человека вещи творения; они же произведения культуры, к которым в одинаковой степени принадлежит и серебряная рукотворная чаша, и гора, и маслина, и свет озаряющий этот простор. Подобное выступание культуры из тьмы небытия, по сути своей, есть отражение первоначального выступания бытия из тьмы сокрытого в свет.
Подчеркнём — вся эта местность творений, все пространство культуры в ее сокровенном образе выступает сразу же рукотворно, абсолютно готовым (т.е. годным к восприятию, к употреблению, к переживанию...) и предстает перед изумленным человеком как совершенный образ и образец творения, как золотой эталон, мера, отвес, дар. (« ...искусство есть про-изведение истины в действительность... истина означает непотаенность бытия» см. «Искусство и пространство» / Время и бытие, с. 314).
Но спросим, как может местность очеловеченных творений явиться в мир, где нет еще ни одного человека вообще? Может ли Эллада появиться там, где нет ни одного эллина?
Здесь мы снова прикасаемся к самой сокровенной тайне бытия: почему этот дар существования вышел навстречу нам из Ничто? Хайдеггер не дает на него полный ответ. Смысл бытия покрыт мраком и тайной. Но этот манок тайны одновременно и есть путь к истине. Путь этот долог, если вообще не бесконечен. Возможно, в постоянном приближению к ответу и открыт смысл любого философского вопрошания.
К этой тайне бытия тесно прильнуло и таинственное явление культурного мира. И явление это покоится, как следствие в причине, в наличии зова или призыва того чему еще суждено родиться к тому, что все порождает... без сокрытого в небытии эллина никакая Эллада была б невозможна!
Эллада выступает навстречу этому деланию призыва, потому что призыв уже обладает рукотворной силой творящего оклика: явись!
Сам оклик одно и тоже, что руки мастера делающего чашу из серебра: будь!
И Эллада выходит на свет из серебра, сокрытого уже в античных пропорциях и одеждах особого освещения. Выходит под присмотром Афины, своим присмотром дарящей Элладе глазомер, поступь и ритм шага, который есть у эллинской культуры. Афина - мера этого делания. Она стоит на границе явленной местности, она охраняет межу и этим самым сторожит черту, которая отделяет одну местность культуры от другой. Без границы, без отличения одного от другого культурного пространства в принципе не существует, ведь межа это и есть имя. Знак, определитель культуры.
В этом смысле тема «Бытие и образ культуры у Хайдеггера» может прочитываться как — Бытие это Эллада, выступающая из сокрытого подобно тому как чаша идет навстречу зову мастера из серебра, идет одновременно и суверенно от человека, и в то же самое время рукотворясь на глазах в процессе зова, который есть еще и работа. Образ — это присмотр божественной Афины за мастером и природой, присмотр эталона, стоящего на меже между разными культурами. Надзор этот и создает данную поднадзорную образцу местность, полную произведений творения, где на равных со принадлежности стоят и гора, и чаша, и маслина, и статуя богини - а все это вместе и есть культура, поданная в формах устойчивого облика явленного нам образа.
«Искусство здесь не сфера достижений культуры, не явление духа, оно принадлежит к событию выявления, на основе которого впервые и определяется «смысл бытия». Это последнее уточнение позволяет нам понять мысль великого философа во всей полноте высказывания.
И культура, и образ культуры, и бытие — есть фазы выявления одного и того же — события выявления сокрытости или этапы раскрытости сущего. И все это принадлежит одному, а именно они принадлежат истине.
© Ирина РЕШЕТНИКОВА
(РАТИ — ГИТИС, кандидатская работа)
01.05.2001.