Таким образом, задаются три темы, лёгшие в основу парадоксов, представленных в экспозиции: девственная и прекрасная сама по себе природа, любимый, (но не слепой любовью) город, люди, которые становятся марионетками в руках институций религии, государства, а также собственных пороков.

Сергей Есенин писал: «Дар поэта – ласкать и корябать…». И дар художника – тоже. У Мечковского лучше получается корябать,.. пожалуй, как ни у кого другого. Что ж, это полезно, особенно на фоне множества не просто ласкающих, но бесконечно потрафляющих невзыскательному вкусу широкой публики выставок.

Работая над проектом, я с некоторым удивлением поняла, что Мечковский, несмотря на интравертность натуры (да, он не пропускает ни одной выставки в городе, однако никогда не делает каких-либо публичных заявлений), или именно благодаря этому (?) – является обладателем целой серии публикаций очень разных авторов о нём и его творчестве... Кстати, если он заговорит, за словом в карман не лезет. Его высказывания оригинальны по содержанию и грамотны по форме, что, к сожалению, нечасто встречается в наши дни. Вот, например: «Русская интеллигенция – это стадо холуёв, преданно заглядывающих в глаза власть предержащих. Нас преследует «михалковщина», после которой придется восстанавливаться. В высшем смысле, интеллигент – это всегда юродивый, неважно, кто он – художник, архитектор, писатель… К сожалению, действительно порядочных людей не так уж много, они у нас, как звёздочки, а остальное – такая дрянь!»

Вот так – не в бровь, а в глаз!

Тут мне хотелось бы заострить внимание на соотношении литературного и визуального в образной системе Мечковского-художника. Зритель обратит внимание на непростые отношения названий картин и смысла того, что изобразил автор. Литературный пласт всегда остается вспомогательным, не заслоняя, и, тем более, не подменяя образность визуальную, в которой основой становится парадокс. Это, на мой взгляд – отличительная особенность, примета таланта Мечковского. Например, «Красный клифт». Словосочетание вызывает образ «нового русского» - человека, сознательно посвятившего себя наживе, поправшего духовную составляющую человеческой природы. На картине Мечковского со спины изображен момент, когда дьявол, завладевший душой человека, только что набросил на его плечи пресловутый красный пиджак, который ещё стесняет нового хозяина, из-под пиджака ещё торчат беспомощные белые крылья, полученные при рождении от Бога. Как бы сами собой в руках человека оказались ножницы. Дьявол шепчет: «Подстриги крылья, ничего страшного – ведь ты не совсем их обрезаешь!» Прямо-таки, сюжет для небольшого рассказа.

Чаще всего, в парадоксальные отношения у Мечковского вступают именно название и изображение. Одна «невинная» «Потребительская корзина» чего стоит. А ещё: «Несущие-Ся», «У телевизора»…

Или, еще пример – «Рокировка». На первый взгляд, работа представляется затейливой книжной миниатюрой наподобие тех, что украшали старинные рукописные фолианты. Однако название даёт толчок к более внимательному рассматриванию изображения – и оказывается, что рокировка-то произошла между царской короной и шутовским колпаком, он теперь на престоле, а вокруг детали, не имеющие как будто отношения к событию (стрельчатая арка, звездопад-салют, пяти- и шестиконечная звезда) - выводы из данного парадокса зритель волен сделать самостоятельно.

Знаковой в экспозиции, на мой взгляд, является работа «Теория относительности». Все мы рано или поздно пытаемся осмыслить такие понятия как «бесконечность», «макрокосм», «микрокосм», их взаимопрониконовения и превращения одного в другое. В «Теории относительности» Мечковский попытался зримо отобразить эти находящиеся за пределами человеческого представления категории.

По-моему, это ему удалось. Кроме всего прочего, это произведение – ключ к пониманию творческого кредо художника. Все относительно, поэтому не может быть рецептов, во что верить, на кого надеяться человеку. Служение религии – не то же самое, что служение Богу («Крестоносцы», « К Богу – с доносом», «Именем Бога Потрошители», «Бахаулла»). Отношение государства к гражданину – не всегда отеческое (« Цепкие пальчики Родины», «Дедушка Крылов в жовто-блакитном колоре»).

Нельзя, однако, не учесть, что, каких бы важных тем ни касался Мечковский, он не делает этого с серьёзным лицом (как известно, именно с таким выражением творятся самые большие глупости на земле!) Юмор, ирония, самоирония - неотъемлемая часть образного строя его произведений. Эти качества присутствуют и в работах, о которых шла речь выше, и в тех, что посвящены городу и краю: «Рыбацкая деревня», «И даже пень…», «Миллионка (в ожидании гонца)», «Сидеми-Бухара», «Седанка-2». А как хороши человеческие типажи, подсмотренные и запечатлённые Всеволодом: «Шея», «Технарь», «Гусыня», «Качок»!

Интересно, что Мечковский никогда не писал на холсте. Он, даже используя живописные техники, остаётся графиком. Основа выразительности его языка – линия. И он ей не изменяет, не пытается наступить на горло собственной песне в угоду потребителю, которому «подавай живопись». Тем не менее, зритель готов подтянуться до уровня художника – насколько мне известно, творчество Мечковского востребовано, интерес к нему стабильный, как со стороны покупателей, так и со стороны пишущей братии.

Да будет так и впредь!