Водонос Е.И. Статьи и публикации. Саратов, 2021. 659 с.
Ефим Исаакович Водонос – сотрудник Саратовского государственного художественного музея имени А.Н. Радищева (с 1961 года), Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, член Ассоциации искусствоведов.
Предисловие автора к книге
Покуда жив и духом светел –
Не жди, не верь и не жалей;
В России текст авторитетен
Посмертной свежестью своей.
(Абрам Хайям, он же И.М. Губерман)
Не питаю иллюзий относительно долговечной актуальности моих, достаточно скромных трудов: шансы на это имеют разве что памятники по-настоящему великого искусства. Достижения же науки, а особенно гуманитарного знания, частенько уже в ближайшие десятилетия уходят в небытие: их освоением, а затем и плодотворным отрицанием и движется всякая наука. Но если в ближайшие годы что-то из представленного в этом сборнике кого-то заинтересует, кому-то как-то пригодится, буду считать свой долг исполненным.
Решившись издать сборник избранных своих статей, выступлений на различных конференциях, рецензий и отзывов, а также полемических заметок, я не стал подразделять их на сугубо научные и откровенно популяризаторские. Ибо первые не отличаются сугубой исследовательской специфичностью, избавлены от злоупотребления профессиональной терминологией, а вторые, лишены особой завлекательности и облегчённой доступности изложения. В сущности, вся разница между ними сводится к наличию справочного аппарата в первых и отсутствию такового у вторых. К первым относятся статьи в научных сборниках и выступления на конференциях, а ко вторым публикации в сборниках популяризаторских и статьи в журналах. Степень заострения проблематики и уровень концептуальности в одной и другой группе статей практически неотличимы. Случались исключения: меня обязали подготовить для намечаемого научного издания о немцах Поволжья статью о творчестве Рейнгольда Берга, и я охотно сделал это. Шли годы, а издание не было реализовано, и я отдал статью в журнал в том виде (со справочным аппаратом), как она готовилась к сборнику.
Я лишён развитого чувства жанровой принадлежности, зависимой от изначальной предназначенности текста. Всегда писал в той или иной мере только статьи — будь то крохотный буклет или даже аннотация к выставке или же достаточно объёмные книги, которые тоже воспринимаются отчасти, как сборники ряда проблемных статей. Во мне ослаблено и ощущение предполагаемого адресата: всегда казалось, что то, что интересно мне, может и должно бы оказаться интересным всякому. А желания подстраиваться под чужой вкус, ориентироваться на конкретную аудиторию никогда не возникало. Да и писал я почти всегда лишь то, что было мне самому в той или иной мере интересно.
Публикуются материалы, которые, на мой взгляд, не утратили своего относительного информационного значения. Я участвовал в восьми чисто музейных сборниках, но не вижу смысла в публикации весьма пространной статьи об истории комплектования музейной коллекции живописи, ибо изданы каталоги западноевропейской и отечественной живописи, где почти всё это отмечено и многое уточнено. То же самое относится и к выступлениям на конференциях: скажем, участие на конференции в РАХ, посвящённое роли Академии в комплектовании музейной коллекции живописи. Это отмечено в каталогах. А доклад о полотнах Ильи Машкова с лихвой покрывается статьёй о работах мастеров «Бубнового валета» в музейном собрании. Но меня вовсе не смущали частичные повторы в статьях и докладах, если в них имелся также и существенный процент дополнительной информации.
Не включены многочисленные статьи и заметки (как саратовские, так и столичные) о творчестве Романа Мерцлина, ибо многое в них покрывается пространным предисловием к альбому его произведений. И если я включил полемическую газетную статью о нём, то лишь по соображениям сугубо «санитарного» свойства: да неповадно будет журналисту или критику самоутверждаться за счёт художника. Опущены статьи, посвящённые творчеству А.В. Скворцова, публикуемые в Саратове и в Москве: их покрывает монография о нём, изданная в 1975-м издательством «Художник РСФСР». Изъят и доклад «Борисов Мусатов в художественной критике», опубликованный в превосходно изданном музеем в 2001 году сборнике материалов его юбилейной конференции. Ибо буквально два года спустя куда полнее и обоснованнее об этом сказано в моей книге «Выдающиеся мастера «саратовской школы» в зеркале художественной критики 1900—1933» (Саратов, 2003), вполне доступной специалистам. Пожалуй, ещё доступнее им масштабный по объёму и содержательный столичный сборник «Дух символизма» (2012), где опубликована (совместно с М.В. Валяевой) обширная и концептуальная статья «Пётр Уткин и проблемы русского живописного символизма». Не включено и выступление на конференции 1998 года «Наследие — современность» в Самаре, опубликованное в одноимённом сборнике в 2000-м году: «Пётр Уткин и проблемы Саратовской школы живописи», ибо его проблематика неоднократно возникала в других публикациях. Опущено выступление на четвёртых Боголюбовских чтениях 1997, посвящённое Саратовскому художественному училищу в первое послереволюционное пятилетие. Гораздо полнее это изложено в моей книге «Очерки художественной жизни Саратова эпохи „культурного взрыва“ 1918—1932», изданной в 2006 году.
Я ничего не менял в своих текстах, сохранившихся в памяти компьютера и, если там указано, что письма или иные материалы хранятся у меня, как оно и было на момент публикаций или выступлений, то я оставлял всё без изменения, хотя подавляющее их большинство уже в музейном архиве.
Часто приходится слышать: «Ты активно общался с саратовскими художниками, писал о многих из них статьи в газетах, журналах, предисловиях к каталогам их персональных выставок, издано множество буклетов к их вернисажам в музее, в галереях „Эстетика“, „Феникс“, „Белая галерея“, надо всё это собрать, обобщить и добавить воспоминания о разных художниках с середины 1960-х до конца 2010-х годов». Не уверен в необходимости этого: всё должно отстояться, пройти испытание временем — и творческое наследие каждого, и наши скоропалительные оценки его.
Как говорил со знанием дела Николай Карамзин: «История злопамятней народа…». Она всё неторопливо и тщательно взвесит — и реальную ценность созданного художниками, и наши прогностические оценки текущего художественного процесса. Будущее недавнего прошлого ещё едва ли можно предсказать с непреложной убедительностью. Не могу повторить за автором модных ныне иронических одностиший: «Есть много субъективных мнений и объективное моё…» Сказать могу одно: писал, как полагал верным. И очень редко изменял свои оценки. А насколько был прозорлив — это едва ли успею услышать. Нам не дано предугадать, как отзовутся писания наши полвека спустя. Да и надо ли гадать, если писал, как думалось, как понималось? У каждой эпохи свои напевы. И совсем иные голоса.
Январь 2020